Они с Джеймсом вышли из гостиной рука об руку, и их совместный уход был замечен, в можно было не сомневаться. Ну и что ж? Виконт Рочфорд был ее гостем, и она имела полное право показать ему оранжерею, которая располагалась в дальнем южном углу сада.

Пока они шли, напряжение между ними нарастало. Или Элоди так только показалось? Может, Джеймс вообще ничего не заметил?

Когда дверь в оранжерею распахнулась, Элоди глубоко вздохнула, втягивая в себя воздух, тяжелый от аромата апельсинов. Резкая, но удивительно приятная сладость заставила ее улыбнуться.

— Очень красиво, — тихо сказал Джеймс, следуя за Элоди мимо густой листвы.

Она вела его туда, где их точно никто не увидит. Они уже рисковали ранее, так зачем продолжать? К тому же, немного таинственности никому и никогда не повредит.

— Однако я не помню, чтобы просил экскурсию, — усмехнулся Джеймс.

— Конечно, — кивнула Элоди. — Я это выдумала.

Он задохнулся от притворного удивления.

— Выдумала? Ох, неужели, миледи, вы заманили меня в ловушку?

Она остановилась и повернулась, ухмыляясь озорному огоньку в его глазах.

— Именно, виконт!

Он мягко рассмеялся.

— Ты устала мною делиться, не так ли?

— Верно.

Улыбка исчезла с его лица, но тепло и любопытство остались.

— А ты и правда собственница, — произнес он полушепотом, заглядывая ей в глаза.

Элоди кивнула. Зачем спорить с правдой?

— Есть только один способ успокоить ревнивую женщину, — сказал Джеймс, и это прозвучало чарующе низко. Немного опасно и с хрипотцой.

По спине Элоди пробежала дрожь. Она обнаружила, что смотрит больше не в глаза виконту, а на его губы.

— Что за способ? — тихо спросила она.

Руки Джеймса обвились вокруг ее талии, и он притянул ее к себе. Его сердце колотилось так же бешено, как и ее собственное.

— Нужно дать этой женщине то, чего она хочет, — пробормотал он и втянул ее в жаркий поцелуй.

Джеймс не просто целовал Элоди — он пировал ею. Ее губы были удивительно мягкими, сладкими и податливыми, как и она сама. Он крепко держал ее, так крепко, что она не смогла сбежать, но не то чтобы она пыталась.

Боже, помоги ему…

Может, Элоди и не слыла соблазнительницей, но чтобы соблазнить его, ей не нужно ухищряться — достаточно было просто быть. Существовать рядом с ним, таять в его руках, и именно это она и делала, прижимаясь к нему всё сильнее и ближе, но, черт… А что делал он?

Джеймс должен был отпустить ее, он знал это, но вместо этого углублял поцелуй. Элоди позволяла. И почему она с ним не борется? Не отталкивает? Он бы боролся на ее месте, ведь это покушение на ее честь, но она… Элоди запустила пальцы в его волосы, посылая дрожь по его телу, и он не выдержал, издав тихий стон ей в губы.

Если это продолжится, он возьмет ее прямо здесь. Сейчас. Лишит невинности на земляном полу оранжереи. Джеймс хотел для Элоди не этого, но сильно как же он хотел ее. К счастью или нет, но его вожделение было взаимным.

У него не хватило сил разорвать их поцелуй — только прервать на секунду, чтобы вдохнуть немного воздуха и ее запаха, — сладкой лесной клубники, — Боже, как Джеймс любил этот аромат, как скучал по нему.

Их губы снова встретились, когда он завел руку ей за спину и нащупал край лифа. Пальцы устремились вверх, и вот под его ладонями оказалась нежная, гладкая кожа. Элоди охнула, а у Джеймса вскипела кровь. Храни Господь человека, который придумал эти тонкие низкие лифы.

Можно сделать один рывок, и ткань подчинится его воле, освободит Элоди от оков. Но Джеймс не остановится на достигнутом. Сначала он насытится ее великолепной грудью, а потом двинется вниз. Он избавит ее от платья, наслаждаясь каждым дюймом тела. Если она позволит, конечно же. А она позволит, он в этом не сомневался.

Конечно, это заставит их опоздать к ужину.

Ужин. Черт, проклятый ужин! Его скоро начнут подавать и люди зададутся вопросом, куда делся виконт Ричфорд? И что он делает с леди Буршье? Предположения будут самым гнусными, потому что все видели, как они уходят вместе.

Им нужно остановиться. Сейчас, немедленно. Пока его похоть не погубила ее.

Джеймсу собрал всю силу воли, чтобы оторваться от губ Элоди — от слегка покрасневших и чуть приоткрытых губ, которые приглашали продолжить.

Он шагнул назад и выругался. Убрал руки подальше от ее тела, от талии.

— Прости меня, — сдавленно прохрипел он.

Его трясло.

Элоди замерла, а потом деловито расправила юбки.

— Ты совершил какое-то преступление? — уточнила она, прочистив горло.