— Какому ведомству? Вы о чем? — ситуация начала походить на катастрофу.

— Нелегальная торговля привезенным товаром из Великого Леса. Без уплаты податей.

— Там было всего пять свитков! Я за все заплатил!

— Пять старинных свитков!

— Почему? Им не более сотни лет, а то и того меньше. Может, лет восемьдесят. Это были рецепты. Вы понимаете, что мне придется продать всю лавку и весь товар! И то, этого может не хватить! Если же я после этого наймусь куда-то продавцом и самолично встану за прилавок, — дикость какая, — мне понадобится еще лет пять, чтобы все оплатить!

— Достаточно. Мне искренне жаль, но в своих бедах вы виноваты полностью сами. И, Император не любит ждать. Пятилетний рубеж пройден. К этому сроку вы либо чисты перед казной, либо…

— Либо что? — вновь начал закипать я. А ведь клялся себе, что сдержусь.

— Обращение в рабство. Так или иначе, но недоимку покрыть придется, — проверяющий опустил глаза.

— Обращение кого?

— Вас! Подумайте, где еще вы можете взять недостающую сумму или чем оправдать задержку в выплатах. Времени у вас до утра. Потом сюда придут уже совсем другие люди, и моей вежливости в разговоре с государственным преступником у них уже не будет.

— Но, позвольте! Уже рассвет! И о какой вежливости вы говорите?

— Очнитесь! И засуньте вашу надменность, не знаю, вон в тот шкаф! Подумайте, где вы сейчас можете добыть деньги. Предполагаю, что вам потребуется еще такая же сумма по моей предварительной оценке. Это если мы выставим на торги все, чем вы обладаете, включая ваши личные вещи и дом, не только лавку, Адриан, вы меня слышите? А вообще всю вашу собственность, и даже тогда у вас выйдет недостача примерно в сто золотых. Это серьезная сумма. Время выходит — задумайтесь.

— Вы обалдели? Какие личные вещи? Клинок? Кольца? Штаны? Что еще вы собрались продавать? Это грабеж!

— Держите себя в руках! Ваше поведение недопустимо!

— Да я вам больше ни слова не скажу! Урод!

Как я сейчас понимаю, это было одной из главных ошибок всей моей нынешней жизни.

К тому моменту, как солнце вошло в зенит, все мои вещи были тщательно упакованы и на них красовались яркие бирки — работа государственного оценщика. Так тщательно отсортированные и разложенные согласно номерам в каталоге свитки горой возвышались в углу, каждый в своем тубусе, и на том спасибо. Хотя, какая теперь разница? Во все окна заглядывали зеваки, обсуждали, выспрашивали что-то у казенных людей.

Целый день я не ел и не пил, просто не мог, будто бы со стороны наблюдая за развернувшимся в конторе кошмарным действом. Ключ от дома у меня тоже забрали, практически выдернув силой из ладони, даже оцарапав незначительно кожу.

— Дома есть какие-то ваши животные, кто-то, кто вам по-настоящему дорог? — обратился ко мне все тот же мужчина, что вошел в контору с утра. Я так и не удосужился спросить его имя.

— Нет, я живу один.

— Хорошо, не придется ни за кого переживать. А то с прошлого такого визита у меня до сих пор живет дома пара левреток. Не смог отказать преступнику и забрал к себе.

— Бывает.

— Да уж, пожалуй. Скоро придет старший стражник, не рекомендую оказывать ему какое-либо сопротивление, примите за добрый совет.

Я промолчал. Старший стражник, зачем и кому он здесь нужен?

Через час, примерно, когда были составлены полные списки всего барахла вместе с назначенными ценами в мой кабинет действительно заглянул старший стражник этого городка, а с ним еще двое стражей чинами значительно ниже.

— Этот? — указал он на меня пальцем.

— Да, это он, бывший владелец конторы, эльф Адриан Трейский.

— Почему на нем все еще надеты вещи, несоответствующие новому статусу?

— Извините, но это ваша работа.

— Могли бы и помочь по старой дружбе. Впрочем, не суть. Снимайте с него все лишнее и тщательно обыщите. Кроме нательной рубашки и штанов ничего не оставлять, знаем мы этих эльфов. Гордые и дурные на всю свою ушастую голову.

Стражники начали приближаться ко мне с двух разных сторон, окружая, как должно быть, работают хорошие охотничьи собаки, идущие на медведя в паре. Я встал и отступил на шаг назад в сторону шкафа и окна. Стражи сделали выпад вперед, я взялся за рукоять ножа, но вытащить его уже не успел. Жесткий удар под дых, а следом второй, в плечо, повалили меня на пол. С запозданием я подумал, как хорошо, что сервиз уже запакован и не разбился от того, что я пошатнул, падая, шкаф. Ровно в этот момент до меня и дошел весь ужас моего положения. Будто бы до этого я был во сне. Какой сервиз? Какой, спрашивается, шкаф? Острая боль от удара отрезвила и заставила думать. Руки связаны, из карманов воруют всякую мелочь, выкладывая ее на стол. Даже часы с запястья, и те сняли, а следом ботинки. Ремень оказался вытянут из петель, ножны сняты одновременно с ним. Затем на мне расстегнули ворот рубашки, обнажив грудь. Как хорошо, что никто из зевак этого не увидит, от окна я надежно прикрыт резной тумбой.

С руки старшего стражника темной дымкой слетело клеймо раба и полетело в меня. Я увернулся каким-то чудом.

— Держите крепче! Долго я тут буду возиться?

Захват усилился, выворачивая до боли связки обеих рук. С ясным шипение клеймо осело на моей груди, вызвав острое жжение.

— Сопротивляется, паршивец. Как грабить казну, так можно, как отвечать за свои действия, так никакой совести нет.

— Я не знал!

Кулак стража пришелся в губу.

— Как смеешь так разговаривать со свободным, раб? Все вы не знаете. Ставьте его на колени, нужно еще надеть ошейник с защитой, уж больно ретив. Еще раскидает вас, как щенков, пока будем тащить к карете.