— На выход, — командует пилот, а один из четверки сопровождающих пододвигает к Сандрино пластиковый ящик.

— Там оружие, одежда жратва. Пошел!

Сандрино, не привыкшему к такому обращению, хочется разорвать хама на куски, но он вовремя спохватывается. Он — гемод, а значит либо лабораторная крыса, либо чей-то раб, либо труп. Ухватив ящик, Сандрино топает к выходу и, едва его ноги касаются земли, флаер взлетает, взметнув облако рыжей пыли.

А когда она оседает, проявляется топающий навстречу силуэт — тот самый бородач, замотанный с головы до ног, одна морда торчит — загорела, иссушенная солнцем, морщинистая.

Рука у него, пожимаемая Сандрино, как наждачка, ногти черные, кривые.

— Я Фобос, — скаля щербатые зубы, представляется он, от него разит тухляком и кислятиной, еще бы, мыться-то тут нечем. — А ты чего такой белый? Из тебя снеговика делали, что ли? Гы-гы. Или этого… ну, зверя. Белого мед-медя. И глаза красные! Себе такие хочу, шоб злей казаться! И лысый, прям наш ящер! Два яйца-близнеца.

И как им объяснить, что и среди обычных людей встречаются альбиносы? Рогоча с дебильной шутки, Фобос топает к распахнутым воротам и бормочет без умолку:

— Новенький! Пожрать принес. А то жрать тут особо нечего, новое мясо еще не запустили.

— Что?

— В ящичке-то у тебя, поди, деликатес! Мы раньше жили в лесу, ну, где предыдущее шоу было, а теперь нас сюда перевезли. Ну и пердь, всем пердям пердь! Печет, как на сковородке. Баба наша чуть не сдохла, пришлось в подвал ее переселять.

Чем дальше, тем больше происходящее напоминает Сандрино горячечный сон. Всегда острый на язык, он не находит слов.

— У вас и баба есть?

— Ну а чего б не быть? Без бабы оно тяжко. Эти дуры ж тоже на Погигон прутся, вот мы и поймали одну. Говорят, теперь еще будет, а то эта совсем испортилась после родов, и опять брюхатая.

Хихикая, он потирает руки, как лапки — огромная муха на куче дерьма, и продолжает, останавливаясь в проеме металлических ворот:

— Сказали, валить каждую ночь не больше двух рыл на каждого. Послезавтра уже запустят!

Похоже, ему нравится убивать. Эдакий бешеный пес. Сандрино шагает за ним и оказывается во дворе, где его встречает гемод, каким он должен быть в представлении нормального человека: чешуйчатый, безволосый, безгубый.

Коротышка резво семенит к Сандрино, здоровается, его рука, если не считать чешуи, вполне человеческая: пять пальцев, ногти, а не когти, вот только чуть более прохладная.

— Я — Деймос, — говорит он, слегка шепелявя, из-за чего «с» больше походит на «ф». — Новенький! Хорофо. Новенький расскажет про больфой мир.

«И мозгов, как у ящерицы», — думает Сандрино, ставит ящик, открывает… и на него тотчас налетают гемоды, расшвыривают вещи и патроны, чтобы добраться до еды. Бородатый Фобос одной рукой держит хлеб и сразу же его грызет, второй перебирает банки консервов, откладывает себе бобы и горох.

Оставляя ящик на разграбление, Сандрино идет осматривать дом — круглый, как перевернутый казан. Чтобы войти в дверной проем, приходится пригибаться, да и внутри макушка чиркает по потолку. Прямо в середине хижины — узкий лаз, ведущий вниз, а по обе стороны от него — сваленные кучей шкуры и вонючие тряпки, где эти двое, очевидно, спят. Как животные, в собственном дерьме. Как их еще не завалили участники шоу?

Мелькает мысль, что и он таким станет лет через несколько, и впервые Сандрино уверен, что смерть лучше такой жизни.

В подполе тоже низко, но тут живительная прохлада. Только Сандрино думает, что можно здесь обосноваться, как в темноте коридора лязгает цепь. Включив фонарик, Сандрино идет на звук, шарит лучом фонарика по извилистому проходу, выхватывает груду лохмотьев, которая, громыхая цепью, жмется к стене. Луч поднимается выше…

Женщина. Пакля спутанных волос, грязные потеки на щеках, половины зубов нет — то ли выбили, то ли выпали от недоедания. Под кожей просвечиваются кости, в глазах — безумие. И вонь. Нестерпимая вонь немытого тела и дерьма.

Развернувшись, Сандрино шагает прочь. Ему хочется добить это существо, чтоб больше не мучалось, а потом выпотрошить гемодов, потому что такое жить не должно.

Выскочив на поверхность, он меряет шагами двор, пинает попавшуюся кость… Наклоняется. Поднимает ее и поджимает губы. Малая берцовая человеческая кость. Но ничего, он завалит Тальпаллиса и улетит отсюда. В конце концов у него есть дробовик.

И забудет этих двух уродов как страшный сон.