— Меня не было там, когда она умирала, — начать говорить было труднее всего, но как только первые слова слетели с губ, возникло ощущение, что толстую плотину внутри него прорвало. — Знаешь, я всегда думал, что её не станет в глубокой старости, что она будет лежать в своей постели на шёлковых простынях, окружённая внуками и правнуками, и в один прекрасный, погожий день просто закроет глаза навсегда. Легко и безмятежно. Её смерть должна была быть такой же прекрасной, как и она сама, а не в пыли и грязи, на жёсткой земле, как это случилось… В тот день, когда её не стало, было солнечное, чудесное утро. В такие дни никто не должен умирать. Такие дни созданы для радости и счастья. Мама умерла, лёжа прямо на дороге, под ногами и любопытными взглядами чужих равнодушных людей. И меня не было рядом. Я не держал её за руку, не сказал, как сильно её люблю. Я должен был пройти через это вместе с ней. Как и она всегда была рядом со мной, — Драко тяжело вздохнул, погладил кончиками пальцев надгробие, ощутив шершавый, прохладный камень. — В детстве, когда я стоял в коридоре Хогвартса, нервничал и трясся от осознания собственной никчёмности, она просто взяла меня за руку и сказала всего три слова: «Сынок, небеса наши». Её светлый, родной голос. Знаешь, и всё прошло: страхи, тревоги. Мне стало так спокойно. Наступило умиротворение. Эта фраза стала нашим тайным паролем, секретом силы. Мы с ней в детстве всё время повторяли это друг другу, потому что для нас с ней не было ничего невозможного, — он перевёл взгляд на надгробие и дотронулся пальцами до золотых выгравированных букв, пытаясь осознать, что её действительно больше нет. — Небеса теперь твои. Спи спокойно, мама.

И замолчал, прислушиваясь к глухой боли в душе.

Теодор не торопил, не задавал глупых вопросов, просто ждал, и было в этом молчании что-то дороже слов. Он осторожно обнял Драко, и тот неуверенно положил руки ему на плечи. Это было странно, ощущать живое тепло в месте, где жила холодная смерть. Странно и успокаивающе. Ему не нужны были слова или идиотская жалость, ему просто хотелось ощущать, что он не один. И Тео был рядом.

— Пошли отсюда, — тихо сказал Нотт и увлёк его в аппарацию.

***

Они появились как раз вовремя. Зал почти целиком заполнился самыми разношерстными волшебниками во всевозможных одеяниях. Чёрные мантии, уродливые маски, мирно соседствующие с яркими пятнами магловской одежды. Малфой с удивлением заметил учеников Хогвартса, которых также отправили в ссылку — видимо, всё же старшие смогли передать палочки многим. Эти, в отличие от сдержанных, строгих Пожирателей, выглядели совсем чудаковато. Невдалеке стояла девичья фигурка в розовой короткой маечке с зайчиками и миниатюрных шортах, а на лице у неё сияла начищенная, безобразная маска. Сосед девушки не нашёл, чем прикрыть лицо, да и мантии, видимо, тоже, поэтому замотался в длинное полотно в цветочек, подозрительно напоминавшее шторы. Кто-то явился в белом пушистом халате и капюшоне, другой стоял в обычных магловских джинсах и в резиновой маске клоуна — все ссыльные пёстрым пятном выделялись на фоне остальной чёрной массы, и казалось, что просто забыли дорогу в цирк уродов. Грега Драко тоже достаточно быстро нашёл по церковной одежде. Он стоял с недовольным лицом и ворчал, будто все его бросили. Малфой хотел что-то ответить ему неприятное, но какое-то тело неудачно возникло рядом с ним, не удержалось на ногах и упало прямо в грязь.

— Блядь. Уже забыл, насколько это хреново! — прохрипел этот кто-то сквозь маску. Драко голос не узнал, но с интересом взглянул на мантию. Потрёпанная, с дыркой от заклятья, но в целом вполне приличная. Гойл участливо помог незнакомцу встать и ободряюще похлопал по спине.

— Ты в следующий раз прекращай заклинание за секунду до земли, не так сильно протащит, — по-дружески посоветовал Грег.

Парень встал, потёр ушибленную руку и отряхнулся.

— Я и не думал, что метка ещё действует, — пожаловался он.

И Гойл согласно закивал, но Драко в отличие от него не был так дружелюбно настроен. Он направил на парня палочку, уперев остриё в самое горло. Незнакомец, кажется, забыл, как дышать. На тонкой шее беззащитно дрогнул кадык, и Малфой мог бы поклясться, что, если б не маска, то его глаза уже давно вывалились из орбит.

Чему удивляешься, парень? Сильный пожирает слабого. Вот и всё.

— Мантию. Два раза повторять не буду, — низким голосом прохрипел Драко, выразительно поднял брови и без слов начертил в воздухе руну, предупреждая, что сейчас будет больно.

Грег что-то возмущённо выдохнул, но Теодор опередил его:

— И ботинки, — Нотт тоже направил свою палочку на озирающегося в поисках поддержки Пожирателя, а потом улыбнулся и добродушно добавил: — Пожалуйста. Как раз мой размер.

Все волшебники рядом с ними развернулись в их сторону и разошлись, словно они были прокажёнными. Грег тяжело вздохнул и встал плотнее к своим, угрожающе обведя кончиком палочки толпу. Хотя вряд ли кто посмел бы вмешаться. Скорее всего, остальные с любопытством ждали, как сейчас будут рвать на части этого беззащитного, заблудшего Пожирателя. Драко с презрением окинул взглядом людей. Он ненавидел их всех. Тупых. Равнодушных. Безвольных наблюдателей. Ему даже было почти жаль парня, если бы тот сам не оказался таким олухом, что легко сдался и не стал с ними бороться.

Борись за себя, придурок!

Но незнакомец, поняв, что никто его не спасёт, послушно стянул с себя мантию, кинул её Драко, ботинки передал Тео и, шлёпая босыми ногами по полу, поспешил скрыться подальше от них. Нотт проводил его насмешливым взглядом и принялся обуваться, а Драко накинул на голову капюшон. Из-за цвета волос его всегда было легко найти в толпе, только сейчас хотелось быть как можно более незаметным. Окружающие волшебники, поняв, что представление отменяется, вернулись к своим перешёптываниям. В центр зала, быстро семеня короткими ножками, вышел низенький, толстый Пожиратель в золотой маске. Он взмахнул руками, усилив голос Сонорусом, откашлялся и торжественно объявил:

— Приветствую вас, семья, — неизвестный маг по голосу напоминал Альфорда Гринграсса. — Я рад, что вы оказались в состоянии откликнуться на зов.

Драко непроизвольно поморщился и застегнул последнюю пуговицу у горла. Всё происходящее здесь вызывало в нём брезгливость. Каждый раз, когда они собирались вместе с другими Пожирателями, кто-нибудь умирал. Это была обязательная традиция, как светлое шампанское, которое разливают по бокалам на светских приёмах, чтобы гости слегка опьянели и перестали следить за языками. На их собраниях разливалась по грязной земле чья-то недостаточно чистая кровь. Чтобы все боялись и не смели открывать рты.