Гермиона ошиблась во всём.

Они находились в роскошном поместье Долохова где-то в Болгарии, и оно совсем не напоминало лачугу. Двухэтажное белое здание на большой ухоженной территории, огороженное забором и антиаппарационным барьером. Да и сам хозяин ни старым, ни загнанным вовсе не выглядел, наоборот, бежав из Англии, он, видимо, неплохо обустроился и создал что-то вроде убежища для беглых Пожирателей смерти. И вот, стоя здесь в эту самую секунду перед развалившимся в кресле мужиком Гермиона подумала, что они крепко попали.

Хотя, скорее, она одна. Малфой-то ничем не рисковал — просто сидел и наслаждался вечером в дружеской компании. Воспользовался ли уже змеёныш легилименцией или всё ещё выжидал удобного момента? И больше всего её интересовало, как именно этот мерзавец планировал выбираться отсюда?! План «Просто делай, как я скажу» казался ей сомнительным с самого начала, но у неё самой более дельных идей до сих пор не возникло.

Грейнджер собрала одной рукой подол платья, чтобы не запутаться в нём. Сейчас ей действительно ничего не оставалось, кроме как просто делать то, что приказывали.

Антонин, молчаливо наблюдавший за всеми её душевными мытарствами, лениво поднял руку и медленно провёл по оголённой ноге. Гермиона вздрогнула, словно получила обжигающий удар плетью, на что урод лишь довольно хмыкнул. Его рука замерла у кромки разреза, и мерзкие пальцы погладили участок кожи под тканью. Рука Долохова сдвинулась выше. Ещё выше. И замерла совсем близко к куда более интимной части тела. Опасно близко.

Гермиона резко развернулась к нему спиной, смахнув с себя горячую ладонь, и аккуратно присела на самый краешек ноги. Она тяжёлым взглядом упёрлась в спокойное лицо Драко. Прозрачные, прохладные глаза внимательно наблюдали за всем происходящим, но смотреть ей в лицо гадёныш избегал. Что же ты медлишь, ублюдок? Читай уже его чёртовы воспоминания!

— Меньше, — она чувствовала дыхание Антонина рядом со своей шеей, и ей от этой близости становилось очень страшно. — Ставлю сто галлеонов, что и пяти часов не продержится. Смотри, какая непослушная, — внезапно Долохов обхватил её за талию и резко потянул на себя, прижимая к широкой груди. Его твёрдый член упёрся ей в бок и, о, Мерлин, дёрнулся! Грейнджер судорожно сглотнула. Он там что, отдельной жизнью у него жил?

Теперь она полностью сидела на левой ноге Долохова, а огромная грубая рука крепко удерживала её в одном положении. Гермиона часто-часто дышала, и грудь тяжело вздымалась, что, видимо, также приходилось по вкусу Антонину: боковым зрением она видела, как тот улыбался. Чтобы не потерять равновесие, ей пришлось бесстыдно расставить ноги, и большё всего она сейчас жалела, что не надела под платье какие-нибудь панталоны, вроде тех, что носила мисс Аддерли. Сегодня на ней были эти маленькие кружевные трусики. Чёрные, с нежным, прозрачным узором в цветочек. Её всю затопило горьким стыдом. Даже нет. Стыд — это когда забыл застегнуть ширинку или случайно заправил край юбки в нижнее бельё. Здесь же было чистое, вязкое унижение. Сидеть на коленях у одного мужчины, широко расставив ноги перед другим, будто бы ты кусок мяса, а не человек, — вот это было унизительно и позорно.

Драко мазнул тёмным взглядом снизу вверх по её ногам, задержавшись на промежности, оттянул галстук и расстегнул верхние пуговицы рубашки. Что-то такое дикое мелькнуло в его взгляде, отчего её желудок будто бы ухнул вниз, и Гермионе стало окончательно и бесповоротно не по себе. Не было в том взгляде ни капли сочувствия или желания помочь, зато мрачного, неприкрытого желания — хоть отбавляй. Больной на голову извращенец. Ещё один.

— Так что, могу я узнать твой ответ? — глухо спросил Малфой и сделал большой жадный глоток, не спуская взгляда с её ног. Она почувствовала, как запылали румянцем щёки.

Антонин вновь одним махом допил огневиски и швырнул бокал об пол. Хрусталь тут же лопнул, разлетелся по дубовому паркету, сверкая рыжеватыми от света отблесками. Грейнджер вздрогнула, не ожидая подобного, а Долохов ещё крепче прижал её к себе, хрипло прошептав на ушко:

— Боишься, милая? — двумя пальцами он убрал с её шеи прядь волос и провёл вниз по изгибу плеча. И Гермиона подумала, что точно обречена. Искупаться в грязи, от которой никогда не отмоется. Дойти до дна и утонуть в этой трясине. Долохов смотрел на неё своими чёрными, как пустота, глазами, и столько предвкушения было в этом взгляде… — Правильно делаешь, что боишься, — медленно закончил он и провёл своим мерзким языком мокрую дорожку от голого участка плеча до уха. Массивный твёрдый орган вновь дёрнулся у её бедра. Присутствия Драко ублюдок будто бы не замечал вовсе.

— Антонин, — тихо и вкрадчиво позвал его Малфой. У неё возникло ощущение, что его голос звучал, как сквозь толщу ледяной воды. В ушах шумело, в глазах предательски щипало. Гермиона не могла поверить, что это всё сейчас происходит именно с ней. Что она действительно сидит на коленях у Долохова и позволяет ему себя трогать.

— Щенок, можешь передать своему отцу, что я благодарен за подарок.

Она старалась абстрагироваться от ощущений на своей коже и напряжённо следила за Драко. Весь её мир сконцентрировался лишь в нём одном. Малфой сидел, плотно сжав челюсти, на виске пульсировала жилка, но по его лицу ничего нельзя было понять. С палочкой в руках ему не требовался прямой зрительный контакт, просто находиться в достаточной близости к объекту. Их разделял только журнальный столик из красного дерева, и у Малфоя было лучшее зрительское место на этом представлении. Ярд — достаточно для тебя близко, Драко? Воспользовался ли ты уже легилименцией? Попкорн захватил, хорёк?

— Люциус хочет точно знать, что ты всё ещё на нашей стороне, — медленно произнёс Драко и лениво перекатил в пальцах палочку. — И всё ещё предан Лорду, как и прежде.

Долохов хрипло рассмеялся, и его смех напомнил ей грызню уличных собак ночью на пустыре. Он опустил свободную руку на обнажённое бедро Гермионы и легонько погладил. Этот его жест оказался на удивление нежным, даже по-хозяйски ласковым. Она стиснула зубы, чтобы не издать ни звука. Лучше б он дальше спокойно сидел, пил свой огневиски и держал свои руки при себе.