Брук стоит на коленках у пруда на заднем дворе, наблюдая за рыбками. Слава Богу, я хорошо её вижу, потому что эта девочка не любит прислушиваться ко мне, когда речь заходит о животных. Поэтому, хоть она и знает, что не должна подходить слишком близко к краю или пытаться поплавать с этими рыбками, она пытается сделать это, по крайней мере каждые пять минут, снова и снова.

— Бруклин, — предупреждаю я, когда она отпускает руку в воду, затем быстро поднимает её и поворачивается ко мне.

— Я не трогала рыбку, Папа!

— И ты не собираешься, верно? — она качает головой, но я больше не верю этому качанию головой.

Может быть, строгий и ответственный родитель забрал бы своего ребенка оттуда, но я не такой. Я хочу, чтобы она училась всему без наказаний. Она любопытна и хочет познать весь мир. Конечно, она будет пытаться снова и снова. Хорошо, что пруд не глубокий. Она может сидеть там, не утонув. Вода будет подниматься лишь чуть выше её ног в сидячем положении, не говоря уже о том, что она стоит, так что я не беспокоюсь об этом. В любом случае, даже если она упадет, во-первых, она не утонет, а во-вторых, я тут же услышу и увижу это. У меня будет достаточно времени вытащить её оттуда, если ей не удастся выбраться самостоятельно.

Откуда я это знаю? Это случилось в прошлом году, на её день рождения, и с тех пор она ещё немного выросла.

Мы здесь только для того, чтобы рассказать Митчу и Холли о беременности Эмори, но похоже, что нам не придется долго ждать, потому что Холли говорит:

— Итак, Брук сказала нам, что у нее будет младшая сестра.

Или братик, но она все равно отказывается принимать младшего братика.

Тревожное чувство удобно устроилось в моем животе, расставив ноги, и, по сути, говоря мне, что оно здесь, чтобы остаться на какое-то время. Просто замечательно.

— Мы ещё не знаем пол ребёнка, — отвечает Эмори.

— Значит это правда. Это ребёнок Майлза?

— Нет, мам, это от случайного парня, которого я встретила в баре, когда шла за продуктами.

— Это не имеет никакого смысла, — комментирует Митч, его голос, как обычно, ворчлив.

Мне кажется, единственный человек, с которым он не говорит в таком тоне — моя дочь, но это только потому, что Брук точно расплачется. И если что и раздражается Митча Скотта, так это детский плач.

— Это ребёнок Майлза.

Почему я знаю, что Эмори внутри себя закатывает глаза? Она, наверное, сделала бы это на всеобщее обозрение, если бы у её отца не было в руках стакана виски.

— Какой срок?

— Тринадцать недель.

— Ваша свадьба была не так давно.

— Да, но мы с Майлзом были вместе задолго до того, как поженились, Ма.

Нет, мы не были. Сейчас мы тоже не вместе.

— Почему ты не можешь просто порадоваться за меня? Хотя бы один раз. Хотя бы в этот раз.

— Я думаю, что вы оба совершаете огромную ошибку. Ваш брак не должен был состояться, а учитывая то, что вы оба не могли даже находиться в одной комнате одновременно, тем более, вам не стоило даже начинать встречаться. Ваш брак скорее всего никуда не приведёт, а теперь ты ещё и беременна. Это не повод для радости.

Вау, хорошо.

Она права, учитывая тот факт, что наш брак ни к чему приведет. Только если мы не попытаемся активно что-то изменить в наших отношениях. Но я имею ввиду, что думаю, что мы сделали шаг вперёд. И даже если мы всё равно разведемся, это не значит, что у этого ребенка не будет родителей. Мы оба будем присутствовать в его жизни.

Для Брук может быть будет немного странно разлучаться со своим братом каждую неделю, но она к этому привыкнет.

— Если бы я была Милли, ты бы сейчас плакала от радости, мама!

— Мамочка? — Брук отвлекается от пруда, встаёт и подбегает к столу.

Да, она знает имя своей матери. Это все, что она действительно хотела знать. Единственное, что я рассказал ей о её матери — её имя.

Это было после того, как я забрал ее после игры с Рисом, около года назад. Рис только узнал имя своих родителей и был шокирован тем, что имя его матери не «Мамочка». Конечно, он рассказал об этом своему единственному другу — Брук. И тут она чуть ли не прибежала ко мне, спрашивая, зовут ли меня «Папочка», и если нет, то как. Целый день она называла меня по имени.

В тот же день она спросила, почему у неё нет матери, и я сказал ей, что её мать умерла. Я не думаю, что она полностью усвоила эту концепцию, но все же спросила, как звали её мать. Кажется, она не забыла.

Я беру Брук и усаживаю её на колени. Она сразу наклоняется ко мне, чтобы обнять.

— Да, Брук, твоя мама, — наконец говорю я, кладя подбородок ей на макушку.

— Посмотри, что ты сделала! — говорит Холли немного громче, указывая на Брук.

— Боже, мама, я ничего не сделала. Я лишь прошу тебя порадоваться за меня, — Эмори секунду смотрит на меня, будто она то ли просит поддержки, то ли просто хотела посмотреть, на месте ли я.