– Отправляйся домой, Клайд. Сейчас ты ничем не поможешь.

– Я просто хочу быть с ним - начал протестовать я.

– В данный момент ты ему не нужен. Придешь завтра. Он не умрет, гарантирую.

Хирург забрался в кабину нашего тягача, на водительское место и обернулся ко мне:

– Я позабочусь о машине. Иди домой, Клайд. Отдохни. Я сообщу, когда будут какие-то новости.

С этими словами он захлопнул передо мной дверь машины. В груди защемило от обиды и тоски. Я действительно ничем не мог помочь другу. Но если не ему, то кому вообще я теперь был нужен в этом мире?

Я так и остался стоять у ворот, глядя, как удаляются по серой улице - медицинский фургон в одну сторону и наш покореженный тягач в другую. Солдаты у ворот смотрели на меня с сочувствием, и когда я обернулся к ним, каждый отвел глаза. Они старались выразить понимание, но что они могли понять? Что они знали, сидя за прочными стенами города? Они не теряли друзей там, в ночи, они не теряли семью. Они не могли знать, как тяжело мне было.

А затем я вдруг поймал себя на мысли, что обвиняю их. Но эти парни, несущие свою службу и день за днем охраняющие наш город не виноваты в том, что случилось с Грешниками. Мне просто нужно было обвинить кого-то в случившемся, этого требовала злоба, во сто крат усиленная осознанием собственной беспомощности. Сложно винить слепую случайность или ненавидеть звериные инстинкты. Намного проще знать, что в твоих бедах виновен кто-то конкретный. Но мне не хотелось обвинять тех, кто никак не мог быть к этому причастен. Потому я быстро отвернулся и двинулся прочь, старясь не поднимать глаз, чтобы ни с кем не встречаться взглядом.

Я не сразу определился с тем, куда именно собираюсь пойти. Когда задумался об этом, сначала решил заглянуть в логово и напиться в баре. Но быстро отбросил эту идею. Мне было бы слишком тяжело оказаться там, где еще вчера мы готовились к предстоящей работе вместе. Потому я решил, что просто пойду домой. А по дороге куплю себе пару бутылок чего-нибудь крепкого и напьюсь так, как никогда еще не напивался прежде.

И пока я шел домой я ощущал такую пустоту внутри, словно разом пропали все мысли, воспоминания и желания. Я шел как тень, по оживленному Филину, и весь путь до дома не замечал, что меня окружают десятки людей. В тот момент я был по-настоящему одинок. Один единственный человек на огромной, пустынной планете. Я был один, и шел по опустевшему городу. И шел я из неоткуда в никуда.

Часть II: Грешники. Глава 11

Меня разбудил вызов по сети, стрелою боли отозвавшийся в голове.

– Слушаю, – ответил я и сразу понял, что до конца еще не протрезвел.

– Клайд, – узнал я грубый бас Хирурга. – Джим пришел в себя.

– Как он? – тут же спросил я, разом вспомнив все ужасные события недавнего времени и морщась от нестерпимой боли в голове.

– Приемлемо. Можешь заглянуть к нему, если хочешь.

– Конечно, я приду.

– Хорошо. Я буду занят в ближайшие дни, могу пропасть на некоторое время, скажи об этом Джиму. И приглядывай за штабом, пока он не встанет на ноги.

– Понял.

– И еще кое-что, Клайд.

– Ммм?

– Ты устанавливал дополнительные системы слежения в нашу машину?

– Дополнительные? – переспросил я, не поняв, о чем он говорит.

– Да. В наш грузовик ты не устанавливал маяк?

– Нет, конечно. Зачем мне это?

– Я не знаю, но должен был спросить.

– Если бы в машину что-то устанавливали, я бы знал.

– Не думаю. Маяк находился в жилом отсеке, под полом, и был настроен так, чтобы не мешать работе остальным системам связи.

– Проще говоря, в нашей машине был жучок? – поразился я.

– Ни с кем не обсуждай случившееся, ты понял, Клайд?

– Понял. Но к чему…

– Не задавай вопросов. Просто поверь, что так надо. Ни с кем, ясно? Если будут спрашивать кто угодно, скажи, что это было нападение пары разрушителей. Не вдавайся в подробности, ни кому ничего не объясняй. А то, что я спрашивал про жучок, выкинь из головы вовсе. Тебя это не касается. И Джиму об этом тоже ничего не говори.

– Что происходит? – задал я вопрос Хирургу, который не мог не задать.

– Пока не знаю. Но я это выясню. Надеюсь, мы поняли друг друга Клайд. До связи.

После этих слов он отключился, не дожидаясь ответа. Что еще можно было ждать от диалога с Хирургом? Никаких объяснений, одни указания. Сложно было собрать все обрывки полученной от него информации воедино, мысли ворочались в голове с трудом, и все же, я попытался. Однако, ни к чему существенному это не привело.

Жучок в нашей машине – вот за что цеплялись мои мысли более всего. Кому понадобилось его устанавливать и зачем? Кто мог следить за нами? И имеет ли это какое-то отношение к случившемуся? Если да, то какое, черт возьми? Но спросить было некого, а мучить себя построением теорий и догадок бессмысленно – я это довольно быстро понял. Мне оставалось надеяться, что Хирург все объяснит нам с Джимом, когда придет время, а пока у меня было куда более важное и посильное дело – навестить раненого товарища.

Взглянув на часы, я поразился увиденному. Оказалось, что я провел в забытье больше суток. Последнее, что запомнил, как вернулся домой и тут же, не раздеваясь, сел на стул и открыл одну из трех бутылок травяной настойки, очень популярной в Филине из-за своей дешевизны и убойного градуса. Пил прямо из горла. Алкоголь очень скоро принес мне душевный покой, который я так искал, и за который теперь приходилось расплачиваться мучительной головной болью и тошнотой.

Еще час после звонка Хирурга я провел в постели, пытаясь привести мысли в порядок и справиться с похмельем. Ощущение нереальности всего происходящего только усилилось. Джим в больнице, Пастырь мертв. Мне не хотелось думать об этом, не хотелось вспоминать ужасные события вчерашнего утра.