Согласитесь, это достаточно забавно осознавать свою зависимость от кого-либо. Появляется некий субъект и бах, ты влип. Твои мысли больше не твои, они теперь полностью во власти того самого субъекта, который еще некоторое время назад был совсем тебе не важен. И настроение крайне странное. От взмывания вверх до удара об землю - этакий вечный перепад. Плохо, хорошо, хорошо, плохо.

Сейчас Лизе было плохо, но вовсе не от того, что она в очередной раз вспомнила о Хиддлстоне, спроецировав его образ у себя перед глазами, а от того, что она банально опаздывала на работу. Когда в Питере льет дождь, складывается ощущение, что еще большему чем обычно количеству человек в срочном порядке понадобилось куда-то бежать. И все бегут под дождем, размахивая зонтами, практически наскакивая друг на друга, замахиваясь острыми спицами, норовящими выколоть глаза. Раскрыв свой огромный зонт с ярким принтом, придающим хоть какое-то пятно радости в эту серую массу, Лиза неслась из метро по направлению к «Достоевскому». Сегодня Еремеев проводил какой-то важный деловой обед и просил Лизу лично презентовать гостям миллезимные вина из их винотеки. Но проспав все на свете, Лиза жутко опаздывала.

После ее возвращения Борис хоть и обращался с ней с каким-то особым благоговенным трепетом, но тем неменее опоздания он никогда с рук не спускал, и она это прекрасно помнила. Да и самой стыдно появляться под финальные аккорды трапезы. Заказать такси в обеденное время было практически нереально, а вот доехать на метро - вполне возможно. И теперь, преодолев большую часть пути, она неслась, сломя голову в сторону ресторана, до которого оставалось бежать около десяти минут. Практически не глядя под ноги, она скакала по лужам, забрызгивая джинсы и кеды мутной дождевой водой. В какой-то момент носок ноги зацепился за что-то, и Лиза машинально, выставив руки вперед, пробороздила асфальт обеими коленками. Без того драные джинсы получили дополнительные дырки и два ало-красных пятна.

Колени щипало и жгло, ладошкам тоже досталось. Лиза с трудом поднялась на ноги, ощущая теперь тянущую боль на коже. Она была вся грязная, мокрая, драная, словно бездомная кошка.

— Отличное начало дня, черт бы все побрал! — она огляделась по сторонам в поисках зонта, выскользнувшего из рук во время падения, тот лежал перевернутым около проезжей части куда его, по-видимому, унесло порывом ветра.

С трудом доковыляв до зонта, она наклонилась и, внезапно взглянув на еле ползущий поток автомобилей, увидела в одной из них Тома. Остолбенев, она так и замерла в полусогнутом состоянии. Том сидел в пол-оборота с кем-то разговаривая. Лица второго собеседника она не видела, но актер явно был не один. Лиза перестала чувствовать собственное тело, разбитые колени и ушибленные ладони, она перестала чувствовать прохладный майский дождь, ливший как из ведра и промочивший ее куртку почти насквозь.

Она смотрела вслед удаляющейся машине, и слезы катились из глаз. Все те чувства, что она прятала глубоко внутри себя, пытаясь вначале вырвать, а потом смирившись с ними, сейчас вытекали из ее глаз. Пару минут она так и стояла, согнувшись, протянув руку к зонту, но не поднимая его. А потом будто выйдя из транса, схватила зонт, выпрямилась и смахнув слезы, едва шевеля губами, произнесла:

— Галлюцинация. Ты моя галлюцинация. Я не верю. Тебя не может быть здесь! — и побрела в сторону работы, крепко сжимая зонт в руке.

========== Достоевский ==========

«Галлюцинация. Моя Галлюцинация!» — вертелось в голове всю дорогу до ресторана. Колени адско жгло. Содранная кожа прилипла к джинсе, и теперь каждое движение отдавалось болью. Лиза морщилась при каждом шаге, но терпела. Это совсем даже не боль по сравнению с тем, что сейчас творилось в душе. Там все было перевернуто и изрыто, как после усердной работы экскаватора.

С того времени, как они расстались с Томом, она запрещала себе видеть его лицо, запрещала себе вспоминать о нем, думать, мечтать. Но разве можно сердце посадить на цепь, словно собаку? Она перекрыла кислород собственному телефону, заблокировав все группы в социальных сетях, которые так или иначе могли напомнить о нем. Как ей казалось, она научилась практически безболезненно восстанавливать в памяти черты его лица, любуясь каждой мимической морщинкой, каждым завитком вьющихся волос. Но сегодня, увидев его в машине, она потеряла самообладание.

Неужели это был он? Может разум сыграл с ней злую шутку, исказив лицо совершенно постороннего мужчины до копии Хиддлстона? Телефон надрывался в кармане. Лиза прекрасно знала имя того, кто так неистово пытался ей дозвониться.

— Алло.

— Лиза! Где ты? Что случилось?
– голос Еремеева был встревожен.

— Я иду, - поморщивших от очередного шага, произнесла девушка.

— Лиза, я же просил тебя. Была такая важная встреча. Ты была мне нужна, — как ни странно в голове Бориса не было никакого раздражения, скорее сожаление.

— Простите, Борис Павлович. Подвела. Упала. Колени разбиты, — совершенно безразличным тоном произнесла она.

— Ты чего сразу не позвонила, дуреха? Давай приеду, заберу. Обед все равно уже кончился и все разъехались. Где ты?

Все таки в Борисе была человечность, доброта и забота, которую он усердно прикрывал напускным цинизмом и безразличием, но вот перед ней он больше не закрывался. Чувствуя свою вину, пытался теперь искупить ее, проявляя заботу старшего брата.

«Как же это не модно в современном мире быть человеком!» - подумала про себя Лиза.

— Спасибо. Я уже сейчас приковыляю, — она нажала отбой.

Буквально в нескольких километрах от того места, где закончился один разговор, начался другой. Как и в прошлый раз трубку долго не брали. Но Люк упорно ждал. Наконец послышалось долгожданное:

— Алло.

И вновь дыхание перехватило.

— Привет, — пересохшими губами произнес Уинзор. —Это Люк. Как ты?

— Привет, — ответил собеседник таким спокойным тоном, будто заранее знал, что ему позвонят.
– Дела в порядке. Или как там у вас говорят: «Все хорошо. Спасибо».