— Лиза, прости, тогда… — Том хотел объяснить ей, что в тот момент творилось у него внутри, но она не хотела слушать.

С полными слез глазами, Лиза обернулась и посмотрела на актера.

— Я прошу, Хиддлстон. Черт! (на русском). Это так тяжело говорить, обнажаться перед тобой, но я не в силах держать это внутри. Мне больно. Невыносимо. Понимаешь?

Девушка вновь отвернулась к окну, и ее плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Лиза молчала,а Тома будто приковали к дивану, он только обезумевшими глазами смотрел на нее, не в силах пошевелиться. Он ждал как приговора каждого произнесенного слова. Немного успокоившись, но все еще глотая льющиеся слезы, она вновь заговорила.

— Знаешь, Том. Я запрещала себе о тебе думать, но это бесполезно. Как же там у Шекспира:

«У сердца с глазом - тайный договор:

Они друг другу облегчают муки,

Когда тебя напрасно ищет взор

И сердце задыхается в разлуке».

— Так вот, мое задыхалось. Ты еще в Лондоне пробил мою броню и растерзал все, что было под ней. Я не позволяла себе влюбляться. Я жила разумом. А теперь я вовсе не живу. Я существую. От таких мужчин как ты надо бежать, а мое любопытство сгубило меня. Я проверила саму себя на прочность. И я с позором проиграла. Я влюблена в тебя настолько сильно, что выгораю изнутри от этого чувства. От меня уже почти ничего не осталось. Сегодня, когда я увидела тебя, я заполыхала с новой силой. Том, ты лжец. Ты не можешь испытывать те же чувства. Это невозможно. Бред. Не верю. Не делай мне еще больнее, чем есть. Я прошу тебя, Том. Для меня это нечто настоящее и искреннее. Для тебя я одна из многих. Такова наша сущность и разные «миры». Я заклинаю тебя, умоляю — выйди из этой комнаты и никогда, слышишь, больше не появляйся в моей жизни! Вся эта история изначально была ошибкой. Отмотай пленку назад — я бы никогда не окликнула тебя на пляже.

Девушка замолчала, понимая, что только что натворила. Разум радостно хлопал в ладоши, а любовь заходилась в рыданиях и истерике. И как когда-то в Барселонском сне внутри нее все надрывалось от боли, будто по ее душе полосанули ножом. Ей хотелось, как тогда во сне, заглушить боль криком. Кричать, пока голос не сядет. Но это была реальность, поэтому слезы лились из глаз, а тело трясло, будто в лихорадке. Она не услышала от собственных всхлипываний, как он подошел сзади, лишь ощутила его дыхание, когда Том совсем приблизился к ней. Он обнял ее и прижал к себе, и боль внутри нее стала стихать. Она уходила.

— Моя глупая девочка. Что же ты делаешь? Я не могу без тебя, слышишь? — шептал Хиддлстон.

Лиза попыталась развернуться, но он так сильно держал ее, что у нее ничего не выходило.

— Зачем же ты так со мной?! Ты лучшее, что у меня появилось. Ты показала мне реальность, ты показала мне, какими бывают женщины не только в кино и на страницах книг: решительными, мудрыми, независимыми, честными, добрыми, веселыми, смешными, хрупкими, женственными, настоящими. Показала за каких-то несколько дней нашего знакомства. Никогда, никогда не говори мне, что ты одна из. Пути Господа неисповедимы, мы оба не знаем, что будет завтра, но ты нужна мне.

Он ослабил хватку, и девушка смогла повернуться. От слез она не могла видеть ничего перед собой. На ощупь, протянув руку, она коснулась его лица, провела по волосам. Он вновь прижал ее к себе, а в следующую секунду она почувствовала его горячие губы. Он целовал ее так, будто она исчезнет через секунду. Все слилось в этом поцелуе: любовь, страсть, прощение, раскаяние, грусть, долгая разлука и радость встречи.

Наконец оторвавшись от ее губ, Том наклонился и прошептал ей так тихо, что ей пришлось напрячься, чтобы расслышать:

— Ты можешь вырываться и звать на помощь, можешь ненавидеть меня и умолять уйти, можешь даже поколотить меня, но сегодня ночью ты будешь моей. И это не обсуждается.

========== Вместо эпилога ==========

— Мистер Хиддлстон, простите, можно вопрос? — донеслось откуда-то с задних рядов.

Том сидел на сцене в переполненном зале русских студентов. Его первое выступление было организовано только для учеников Российских театральных Вузов. Переводчик – пожилой человек, прекрасно знавший свою работу, уже порядком устал. Он тяжело вздыхал, то и дело поправляя очки. Уже более двух часов мужчина был связующим звеном между актером и аудиторией.

Мастер-класс получился динамичным, эмоциональным и искренним. Хиддлстон подзарядился всеобъемлющей энергией от пришедших ребят. Молодые, амбициозные, полные энтузиазма, но не заносчивые – они были готовы к новым свершениям. Не зря русскую школу театра называют одной из сильнейших во всем мире. Ее выпускники становятся талантливыми и сильными актерами, умеющими без труда перевоплощаться и проживать сотни чужих жизней. Даже сейчас, наряду с тем, что рассказывал на мастер-классе английский лектор, студенты умудрились поразить его глубиной знаний, понимания и умением в споре отстаивать свою точку зрения. Том испытал непередаваемые эмоции, будто по венам пустили богатырскую силу, способную смести все на своем пути. Вместо ожидаемого опустошения после проведенного мероприятия, Хиддлстон наоборот ощутил мощный эмоциональный подъем. «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…» – пришли на ум сроки русского поэта Тютчева, процитированного вчера Лизой. Британец только сейчас смог прочувствовать этот русский дух, разглядеть его и наполнить им сердце.

Он полюбил Россию. Эта страна подарила миру великих людей, открытия, исследования, первой отправила человека в космос, но главный презент приготовила самому Тому – женщину, ставшей его вселенной. Лиза воплотила в жизнь давно забытую юношескую мечту, навеянную «Ромео и Джульеттой» База Лурмана. Все эти годы мужчина даже не догадывался о существовании подобных чувств и эмоции, способных захватить в плен и с головой утащить в пучину под названием «счастье».

— Том, можно вопрос? — вновь раздалось из зала.