Фред отвернулся, собираясь уйти, ведь платформа опустела, и все Уизли уже расселись по вагонам, но через пару мгновений на плечо приземлилась тяжёлая рука.

— Моя рубашка сейчас вся пропитается этим химозным дымом, — Малфой манерно помахал кистью туда-обратно у искривлённого в брезгливости лица. — Они что, всё ещё топят на угле? Расскажу-ка отцу за ужином, как в величайшую магическую школу нас возят на маггловском паровозе, потешусь его миной.

Стремясь направиться дальше, Драко выбросил вперёд ладонь.

— Увидимся в следующем сезоне, Малфой, — парни ударили по рукам, прощаясь. — Победит сильнейший рыжейший.

— Не слишком размечтайся за лето, Уизли, точи метлу! — сверкнув зубами последний раз, Драко скрылся в дверях поезда, оставив платформу пустой, и кондуктор запечатал створки, готовясь к отбытию.

— Пойдем? — девчачий голос прозвенел со спины где-то чуть выше локтя, и они с Пэнси начали медленный путь обратно в замок завершать необходимые пересдачи.

…

Болтаются ноги в белых балетках над пустотой, улыбка себе и никому — на губах Паркинсон. Пэнси знает, слышит, умеет чувствовать. Разделяет тишину, не делая её ничуть не менее притягательной. Она смотрит в глубину и не прячет за пазухой ножей. Как он. Как он ранее.

Возможно, ещё несколько месяцев, и Фред сможет рассказать ей, как его движущая сила ищет достаточно большой гонг, чтобы, ударив в него, оглушить всех птиц Запретного леса. И высокоградусная горячая кровь Уизли пьянит его самого, когда поутру он выходит в густой шумный школьный коридор. Однажды, возможно, хотя бы ей он признается, что до семнадцати лет добро и зло были лишь концептом, а реальностью был эфир, в котором взрастали и погибали гипотезы и аксиомы, служащие лишь его воле, толкавшей на действия.

Никто, кроме Джорджа, ещё не приближался настолько близко.

— Я ведь так и не сказала тебе спасибо…

— За что? — удивился парень.

— За Драко.

— Пустяки, — махнул Фред рукой. — Ты сама всего добилась.

— Нет, не пустяки, — она стала вдруг серьёзной. И крошечная искра понимания полоснула в её мозгу: «Так вот, на что так подсела Холла».

Он щедр.

Там, под покровом популярности, беспечности и даже безрассудности что-то жило, живёт, и, возможно, лишь сейчас открывает себя окружающему миру. Зелёный озорной глаз смотрит прямо в зрачок, поднят уголок тонкой губы с потемневшими от лучей веснушками. Ты больше, чем кажешься, Фред Уизли… Он лишь сейчас начинает это понимать, и, о Мерлин, какая волна несётся на этот мир, если парень осознает и примет свой потенциал. Держись крепче, магический Лондон…

— Черт, совсем забыла, что мне надо сдать оборудование до закрытия кабинета прорицаний! — Пэнси перебрасывает обе ноги через перила и стирает привязывающее заклинание.

— Я ещё поднимусь! А если не успею, то увидимся в сентябре! — бежит в сторону спуска, вся в зареве.

— Буду ждать, — тёплая улыбка Фредди не способна сдержаться.

— Лови! — взметнулась рука Пэнси, задержавшейся на вершине винтовой лестницы, пробрасывая на несколько метров что-то маленькое в сторону Фреда.

Отточенная годами на метле реакция вздымает руку близнеца, и пальцы смыкаются на последней конфете. Пэнси, улыбаясь сомкнутыми губами, кивает и пропадает ниже уровня пола, оставляя за собой лишь несколько нот лёгкого отрывистого металлического гула.

Фред разворачивает шелестящую бумажку и отправляет конфету в рот, снова обращаясь лицом к золотому шару на небе. И на мгновение ему кажется, что на языке у него само солнце. И оно мятное на вкус.