— Думаете, это я ее до приступа довел? Ничего подобного! Сама накуролесила чего-то и то ли испугалась последствий, то ли заиграла совесть, черт ее разберет! Одного понять не могу, дядь Саш.

—Ну?

— Мама к вам за нужной информацией всегда бегала.

— Да, есть такое.

— Почему в этот раз пустилась другим путем, к вам подходила?

Настала очередь Полкана смущенно потереть выбритый до синевы подбородок.

— Было дело. Позвонила мне Тоня, вся такая в духе, поговорить надо. Я решил подсуетиться, организовал вечер для двоих. Она пришла и сразу — к делу! Я попытался обратить ее внимание на обстановку, цветы, живую музыку и столик для двоих, в зале никого, кроме нас, ну… Мало ли, времени после смерти твоего отца, на мой взгляд, прошло достаточно, но это же Антонина, она всегда печется, чтобы репутация не пострадала… В общем, намекнул… крепко так. Она, услышав это, вспылила. Говорит, у нее семья катится по наклонной, очередная катастрофа, только теперь шлюхи уже на сына покушаются, мол, не до романтической чуши, стыдно, старый, хлопнула рюмку коньяка и ускакала сердито! А что стряслось?

— Стряслось то, дядь Саш, что мама за информацией пошла к подружке детства, Широковой, и та, похоже, расстаралась в лучшем духе желтых газетенок, еще в обход мамы. Мама же как считает: договоренности святы, и если она что-то покупает или заказывает, имеет право контролировать от и до. Вот только не все с этим согласны, дядь Саш.

— Так что узнать надо было?

— Думаю, будете ли вы адекватны или играть в команде мамы?

— Я всегда за факты, — поднял подбородок повыше. — Но если в этом сомневаешься, можешь воспользоваться услугами частного детектива, дам тебе номер телефона, позвонишь, скажешь, что от меня. Я его предупрежу, сделает в лучшем виде. Ну, чего стоишь? Записывай-записывай. Человек в органах всю жизнь проработал, теперь в частную практику перешел, копает эффективно, качественно и, самое главное, быстро. Пока мы по своим официальным каналам пробьем… любимая бюрократия-матушка недели сожрет и не заметит!

Поговорили с Раевским еще немного. Чисто по-человечески мне было его жалко: он полюбил не того человека, то бишь мою маму, а она вышла замуж за его друга, пока Полкан служил… Раевский до сих пор холост, водятся у него бабенки разные, мужчина он видный, но стоит только Антонине на горизонте с просьбой появиться, как от тех бабенок ни следа не остается, а Раевский принимает стойку “смирно” в ожидании, что хоть сейчас что-то получится…

А мама… Ну что, мама?

Вышла замуж за более перспективного, так настояли родители, быстро детишек завела и была всю жизнь горой за семью, за мужа… Может быть, и не стоило? Марфа-то права, папа мой бляданул немного, может, и не немного, кто ж его знает? Клялся, что всего один раз было, но можно ли верить?

Теперь вроде все благоволит, но я знаю, знаю эти мыслишки мамы: “А что подумают люди? А куда нам на старость лет? Только позориться, Раевский!”

Слышал, знаю…

Вернулся в больницу, там ждали хорошие новости: операция прошла успешно, мама будет пока в реанимации, если все хорошо, завтра переведут в обычную палату.

Пускать отказались! Ну и ладно, жива и слава богу! Первая операция за шестьдесят с небольшим лет, выкарабкается!

Телефон тренькнул сообщением:

“Хер тебе, а не дозвон, Дубинин. Маме привет. Пусть запасется валидолом напару со своей подружкой, акулой пера. Мы всех лицемерных сучек выпотрошим в суде за вмешательство в частную жизнь, клевету и подкуп! Чао, амиго!”

У меня глаза на лоб полезли: это что такое?! Марфа написала?

Она, конечно, бывает острой на язык, но чтобы настолько…

Непохоже!

Глава 42

Глава 42

Марфа

Первой звонить Дубинину не хотелось. Вот еще! С подачи его мамы, уверена, на меня ушат грязи вылили, а еще отчитываться перед этой семейкой должна, что ли?! Вот еще!

— Я выйду на свежий воздух, девочки! — схватила куртку и выбежала.

В домашних тапочках, тонких-тонких, в одной пижаме.

На улице так свежо, легкие на разрыв от приступа кислорода. Я сделала несколько кругов вокруг домика, заглядывая в окна Сенечка спорила о чем-то с Виолой в гостиной.

Очередной круг, я почти совсем замерзла, когда увидела спешащую к домику мужскую фигуру. Волосы торчком, рубашка пузырем за спиной, и рюкзак болтается на одном плече.

— Ага, спасибо, спасибо, мой золотой. Я буду должен, тебе все самое интересное и вкусное достанется! — запыхавшийся голос Павлуши.

Из горла вырвался писк, я замахала руками. Он заметил меня и подбежал, обняв.

— Ну как ты?

От Павлуши пахло куревом, потом и немного колой.

— Ты как здесь оказался? Эй… Я думала, ты не в городе.

— Ты же знаешь, слухи быстро расходятся! Мне шепнули, я бросил все и примчался. Дорога треш…

Я присмотрелась к глазам друга — красные, воспаленные.

— Так, дай мне отлить с дороги, я останавливался только бак заправить. Потом я весь твой, — чмокнул в висок. — Расскажешь!

***

Побыла на улице еще немного, начала подмерзать, мысли так и вились в голове словно клубы дыма, перетекая из одной в другую.

Из домика выбежала Сенечка, с теплым халатом, накинула мне на плечи и обняла.

— Пошли! Там твой ужасный друг прилетел! — затараторила. — Бардак развел, вонючий рюкзак свой кинул прямо на стол! Сбил на меня чашку с чаем, разлил его на мои любимые шортики! — наябедничала.