Подняв воротник сюртука, я зашагал по улице знакомым маршрутом. В кои-то веки живот не урчал, поэтому прошел мимо пустующей забегаловки и направился прямиком в центр, к оживленному проспекту.

– Сенсация-сенсация! Только в свежем номере «Трибуны»! Известная танцовщица Адель прибыла с визитом в город - звонкий мальчишеский голос пробивался сквозь шум улицы. – Читайте только у нас! Очередная провокация Конфедерации на границе, быть большой войне!

– Танцовщица Адель, серьезно? – я не выдержал и подошел к пацаненку.
– Что же ты, прохвост, вчерашние новости за сегодняшние выдаешь. Поди еще и газетами старыми торгуешь.

Надо отдать должное пацаненку, не убежал. Лишь насупился, обхватив тонкими руками стопку бумаги.

– Хочу и торгую, вам какое дело? Шли бы своей дорогой, господин-хороший.

– Шесть кредитов, - напомнил я.

Пацаненок вытащил одну из газет и молча протянул мне.

– Нахрена мне вчерашний номер? – не понял я.

– Так другого нет.

И тут до меня дошло. Сам же читал на обложке, что Трибуна выходит два раза в неделю: по понедельникам и четвергам, потому и торгует пацан старыми новостями. И будет продолжать торговать, пока не выйдет свежий номер.

– И как, берут? – поинтересовался я.

– Берут и брали бы еще больше, если бы некоторые господа не отвлекали от работы.

– Ну-ну, торгуй… я в понедельник вернусь.

Пацаненок в ответ лишь шмыгнул курносым носом. Задрал худую руку с газетой и принялся звонко кричать:

– Сенсация-сенсация…

Судя по пухлой пачке нераспроданных номеров, дела у паренька шли неважно. Только мне до него какое дело, тут бы со своими проблемами разобраться.

До вечера ходил по многочисленным лавкам и магазинам. Эклеров больше не покупал, желание есть сладкое отбило напрочь, а вот лезвие для бритья, помазок и мыло заказал. Причем мыло не простое, а пенящееся, чтобы легче было щетину соскребать. По крайней мере так объяснил продавец, а еще этот подлец всучил крем. Долго расписывал, как он пахнет и что благодаря ему кожа меньше раздражаться будет.

На счет кожи не знаю, а вот то, что прощелыга за прилавком довел до раздражения меня самого – факт. И главное, столь ловко развел. Специально ради меня открыл тюбик, кожу на щеке помазал, дескать, ощущаете свежесть? А как ее не ощутить, когда на улице с самого утра непогодица. Тут чем не намажься, все холодить будет.

Короче, не смог я отказаться от покупки, да и кто бы смог, когда ради него товар распечатывают. Заказал доставку и вышел на улицу под мелко накрапывающий дождик.

Над головами прохожих один за другим стали появляться зонты. И если господа пользовались исключительно темными цветами, то дамы были кто во что горазд: желтые и зеленые, красные и фиолетовые. От обилия красок зарябило в глазах, словно угодил на праздничную ярмарку.

В наших краях не принято было носить зонты. Что дождь – вода, высохнет - не заметишь. Особенно если мелкий моросит, который с лица вытер и побежал дальше. Купцы брезговали сим аксессуаром, как и приказчики, и люд попроще. Лишь великосветские барышни Ровенска имели зонты, и то больше от солнца, потому как всякой красавице было известно: загар – удел девок дворовых, вынужденных целыми днями работать.

До чего же удивительный мир был вокруг. Каждый раз замечал что-то новое: мелкие детали, ранее ускользавшие от внимания. К примеру, лужи не скапливались на дороге, а стекали по специальным желобкам в решетки. Не требовалось листать ученые книги, чтобы понять, куда потом вода девалась - уходила самотеком в сторону океана. До чего же простое и одновременно толковое решение. Жаль, что в Ровенске из-за отсутствия естественного уклона подобную инженерию применить было нельзя.

Я много размышлял, пережидая непогоду в одной из забегаловок. Это Сига из Ровенска мог носится в дождик по улицам, а барон Дудиков человек благородный, потому и потягивал чай, удобно расположившись за столиком. Рядом сидели другие господа: кто лениво переговаривался, кто шуршал газетой.

Вот он другой мир, похожий на наш и одновременно другой. Больше трехсот лет назад корабли с первыми поселенцами отправились на другой материк: в пугающую неизвестность за бесконечным океаном. Кто же знал, что им удастся такое чудо отгрохать. Неужели все дело в Печати Джа? В заключенной внутри божественной энергии, позволившей возвести каменные города, придумать перо, заправленное чернилами и пухлую газету. В родном Ровенске бумага береглась и ценилась, а здесь ей чуть ли не задницу подтирали. Даже деньги и те умудрялись печатать на цветастых обертках. Чего греха таить, уж больно красивых. Особенно пришлась по нраву дама на банкноте в пятьдесят кредитов. С диадемой на голове и колье, украшенным многочисленными каменьями. Я иногда доставал бумажку и любовался портретом женщины: красивыми чертами лица, тонкой изящной шеей. Сразу видать, не дворовая девка и даже не рода купеческого - урожденная аристократка.

Как говаривал дядька Батур: хорошую породу за версту видно. Их таких веками сводили, словно щенков ценной породы, чтобы не приведи Всеотец, густую кровь водицей не разбавить. У баронов с этим дела обстояли проще, бывало, и от простолюдинок детей приживали, а вот у графьев и князьев строго. Моментально лишали титулов и фамилий, возникни хоть одна капля сомнения в чистоте крови.

Я не удержался, и вновь извлек потертую купюру, полюбоваться профилем красивой дамы - вот бы живьем довелось увидеть. Интересно, сколько ей сейчас: сорок, пятьдесят? А может и вовсе к Всеотцу отправилась.

Увидав крупную деньгу в руках клиента, тут же подлетел половой:

– Чего изволите?

Я спрятал банкноту в карман сюртука, не без удовлетворения отметив погасшие огоньки в глазах служки.

– Скажите, милейший, а игорные дома поблизости имеются?

– Ниже по улице «Бубновая дама», - неохотно ответил тот.

– Ниже, это насколько?

Половой потерял всякий интерес, вот только поди отвяжись от клиента, особенно такого настойчивого, как я.

– В паре кварталов отсюда.