Едва за нами закрылась дверь моей квартиры, я поцеловал Лесю. Сразу, по-настоящему, с языком. Запустил пальцы в длинные волосы, попутно сдергивая с них резинку. Я не знал, что сейчас может меня остановить. Но меня никто и не останавливал. Потому что Лесины пальцы уже ерошили мне затылок, а ее губы и язык отвечали мне.

И это было самым лучшим, что случилось со мной за последние полгода. А, может, и дольше. Гораздо дольше.

Наш поцелуй прекратился, потому что нам надо было продышаться. Я провел рукой по ее спине от шеи до поясницы. Пальцы дрожат. Охренеть. Но я все же распластал подрагивающую руку на ее пояснице и прижал. Некоторые предложения… нет, скорее, просьбы… хрен знает, что это… делаются без слов. И моя рука сильнее прижимала Лесино тело к моему.

Ты же чувствуешь, чего я хочу? Ты же понимаешь, что… как мне это сейчас необходимо? Как воздух. Сильнее. Иначе ты бы не подошла и не сказала то, что сказала.

Ты же понимаешь, да? Ты понимаешь.

— Пожалуйста… — у меня получилось произнести только одно слово. А потом, все так же крепко прижимая Лесю к себе, хрипло выдохнуть ей на ухо еще раз: — Пожалуйста…

Она подняла лицо и посмотрела мне в глаза. У нее совершенно невероятные глаза. А взгляд был такой… С легким головокружением я почувствовал, как Лесины ладони обхватили мое лицо.

— Егор… — ее палец очертил мою скулу. — Я с работы. День был сумасшедший. На улице жара. Я ехала в общественном транспорте. Прости за прямоту, но я грязная и потная. Отпусти меня в душ. А потом — я вся твоя.

Я не представлял даже, как может шибануть эта фраза: «Я вся твоя». Мне ее раньше не говорили? Девушки были не те? Какая разница! Главное, что после таких слов я был готов ждать Лесю под дверью ванной сколько угодно. Или лучше составлю ей компанию.

Все так же сильно прижимая Лесю к себе, я поцеловал ее — коротко и крепко. А потом все же разжал руки, прошел в комнату и достал с полки большое коричневое полотенце.

— Я пока… пока диван разберу, — внезапно сказал я, протягивая Лесе полотенце. Мы еще сходим в душ вместе, обязательно. После и сходим. А сейчас я лучше приготовлю нам место. Нам понадобится много места.

Мой бзик по поводу гигиены стоил мне немало сорванных романтических моментов. Но не с Егором. Он все понял правильно. С ним как-то с самого начало было все… Дело даже не в том, что в наших отношениях как-то с самого начала не было места романтике. Хотя… хотя букет сирени был красивый. Очень.

Нет, дело, скорее, в том, что в наших с ним отношениях с момента знакомства, сразу было как-то все предельно… честно. Без шелухи. Он не пытался произвести впечатление на меня. Я не пытались — ну почти! — произвести впечатление на него. Просто два человека. Которые остро, отчаянно нуждаются друг в друге.

Я заметила Егора, едва вошла во двор. Я подошла к дому с той стороны, которая была ближе к подъезду Егора. А бросать взгляд на его подъезд, на его балкон уже вошло у меня в стойкую привычку. И я увидела его. Он разговаривал с какой-то стройной блондинкой, и ноги сами понесли меня к нему.

А потом… Они не замечали меня, хотя я остановилась довольно близко. Они были слишком заняты своим разговором. Хотя… хотя это и разговором-то назвать было нельзя. В какой-то момент мне показалось, что я перестала дышать. Картина, которая складывалась у меня в голове, пока я слушала разговор Егора и… и его матери, получается?! — выглядела как совершенно невероятная. Немыслимая. Я не могла поверить, что так бывает — вот единственное отчетливое ощущение. А второе — я точно знала, чувствовала, что Егору сейчас плохо. Больно. Это явно слышалось в его голосе, виделось в его жестах, в напряженной позе. А какое у него сейчас лицо — мне и думать об этом было страшно. Тогда я была даже малодушно рада, что стою у него за спиной, чуть сбоку. А потом настал момент, когда я поняла, что могу помочь ему.

Это и привело нас туда, где мы оказались.

Я и в самом деле нужна ему. Но и он нужен мне. Пора в этом признаться. Я хочу его. Не в банальном физиологическом смысле — хотя и в нем тоже, иначе я не была бы сейчас в его ванной и не мылась бы его гелем для душа. Я хочу, чтобы мы стали ближе. Настолько, насколько это возможно.

И — да, главное все же это — что я нужна ему. И если в моих силах сделать так, чтобы ему перестало быть плохо и больно — я сделаю это.

Когда я, закутанная от подмышек до колен в огромное мягкое полотенце, все же немного робея, вышла из ванной, то обнаружила, что диван Егор и в самом деле разобрал. Застелил его постельным бельем. И сейчас стоял рядом с диваном, с перекинутым через плечо темно-синим близнецом того, что было сейчас обернуто вокруг моего тела.

— Знаешь, я сейчас быстро в душ схожу, — хрипло проговорил Егор. — А то я тоже… — он махнул рукой. — Я мигом, Лесь, буквально пару минут.

Быстро пройдя мимо меня, Егор скрылся в ванной. А я осталась стоять рядом с разобранным и застеленным диваном. В окно светило теплым предзакатным светом летнее солнце.

Господи, это все выглядело так… Так по бытовому. Так, будто мы с Егором давно вместе, и эта близость, что будет скоро между нами — дело привычное. Ни романтики, ни предвкушения, ни каких-то заигрываний и прихорашиваний — ничего, что предшествует первому разу.