Звук пожарных машин пробивался сквозь звон в ушах. Лайон приоткрыл глаза и не сразу понял, что лежит под задним сидением машины. Голова просто разрывалась от боли. Он вскарабкался на кожаный диванчик, пошевелил руками, потом ногами. К счастью, ничего не сломано. Немного болели рёбра, но с дыханием проблем нет. Парень попытался открыть покорёженную дверь, но замок был блокирован. Он вылез через разбитое окно, раздирая рубашку и царапая грудь, живот и ноги остатками стекла.

До Лайона донеслись крики людей. Он попытался встать, но снова повалился на траву. Рядом оказалась девушка. Её лицо плыло взад-вперёд, как при замедленной съемке. Он попытался сказать:

– - Там… че-… человек… водитель…

Слова колоколом отдавались в голове, будто он говорил это самому себе, используя рупор.

– - Мы знаем, - гулко прозвучал её ответ. – С ним уже работают.

– - Он… он жив?

Но ответ Лайон не услышал. Тьма сомкнула на нём свои пальцы раньше.

Лайону одиннадцать. Он стоит перед зеркалом, пытается справиться с узлом на галстуке. Внезапно в отражении появляется мать. Она всё ещё молода, хотя её лицо уже тронули кракелюры морщин. Особенно вокруг глаз и губ. Она улыбается и помогает ему завязать галстук. Чуть туже, чем было бы необходимо.

Он пытается сказать матери, чтобы она ослабила узел, но слова глохнут в вязком воздухе. Она взъерошивает его непослушные вихры и приобнимает. Из глаз брызгают слёзы. Лайон продолжает говорить с матерью, но она всё также глуха к его словам. А потом она отпускает его и идёт в гостиную.

«Нет!» – Лайон тянется к матери и… понимает, что проснулся.

Он посреди серой и совершенно обычной больничной комнате. К счастью, совершенно один. На щеках застыли предательские слёзы, и Лайон одним резким движением их стёр. Тупая головная боль в области затылка отвлекала, заставляла обращать больше внимания на неё, чем на собственные мысли.

– - Сэнвелл, - выдохнул Лайон имя дворецкого и осторожно вытащил иглу капельницы из локтевого сгиба. Осторожно спустил ноги на холодный кафельный пол и встал.

Равновесие он не потерял, но пришлось опереться на кровать обеими руками, чтобы не завалиться на бок. Мало-помалу привыкнув к своему новому прямохождению, используя стены, шкаф и иные предметы интерьера, Лайон вышел из палаты.

По коридору медленно курсировали пара бабушек в забавных чепчиках, старик на ходунках и брюнетка в возрасте с очень серьезным выражением лица. Того и гляди поджатые губы лопнут. Лайон не захотел видеть этот образ. Он пошёл в обратную от всех сторону, к регистрационному пункту.

Завидев Лайона, пухлая регистраторша в серо-синем больничном халате сорвалась с места и с криками: «Нет-нет-нет! Обратно! В палату! Я сейчас врача позову!», попыталась отправить парня обратно.

– - Мне нужно увидеть помощника.

– - В палату, живо! – приказала она.

Лайон поднял руку в примирительном жесте.

– - Я вернусь, если вы ответите мне, как себя чувствует мой друг.

Регистратор смерила его взглядом.

– - Как его зовут?

– - Сэнвелл… Сэнвелл Монтгомери.

Женщина посмотрела долгим немигающим взглядом, во время которого Лайон успел обдумать несколько разных вариантов. Один хуже другого.

– - Он сильно пострадал. Сейчас он в реанимации. Врачи постоянно следят за его состоянием.

– - Если нужна любая помощь… лекарства, лучшие врачи, техника – только скажите. Я достану это в течение дня.

Она смерила Лайона настолько высокомерным взглядом, что парень почувствовал себя намного ниже ростом.

– - Им и так занимаются лучшие врачи. А теперь вернитесь в палату. Я позову к вам врача.

Лайон тяжело выдохнул. Слова регистраторши его и обнадёжили, и встревожили одновременно. Единственное, что парень уяснил для себя сразу – он найдёт виновных, какие бы камни не пришлось перевернуть.

***

Лечащий врач сказал, что Лайон родился в рубашке. Ни один важный орган не пострадал, ни одна конечность не сломана. Мелкие ушибы, сотрясение средней степени и трещина в рёбрах после такой аварии – сущие пустяки. А вот Сэнвеллу повезло меньше. Врачи шесть часов собирали его раздробленные позвонки. И хоть операция прошла успешно, рано было говорить, что самое страшное позади. Дворецкий мог вполне остаться в инвалидной коляске на всю оставшуюся жизнь.

К вечеру головокружение прошло, и Лайон предпринял вылазку до реанимации, но его почти сразу заметили медбратья и вернули обратно в палату.

Утром пришёл Слок. В его взгляде Лайон прочитал сочувствие и тревогу.

– - Как ты, Лайон? – с порога громыхнул он, отвлекая парня от ежедневной газеты, которую выпросил у дежурных.

– - Как человек, попавший в аварию, - криво улыбнулся Лайон. – Вы нашли их?

Слок в ответ только тяжело вздохнул.

– - Да, но обрадовать нечем. Машина сгорела дотла.