Однако, обстановка была далеко не такой, как обычно любят описывать журналисты. Не было громких фраз о том, что «мы стоим на пороге великих свершений», а тем более об открытии космической эры человечества, участниками которого нам предстояло стать менее чем через пять месяцев. Эти месяцы предстояло еще пережить. Люди стали предельно собранными, даже суровыми. Чувствовалась внутренняя тревога, как перед серьезными испытаниями, к которым готовились так долго, и вся предыдущая деятельность – трамплин для большого прыжка. Королев был немногословен, спокоен, вездесущ.

Пуск состоялся. Нет необходимости говорить о том чувстве облегчения и радости, охватившем всех участников. Но радость была кратковременной – на 98 секунд отключился один из двигателей, блок отделился от пакета и ракета стала падать. Плохо…

А если посмотреть глазами оптимиста? Ведь это первый пуск, полет продолжался 98 секунд. Не так уж плохо. Оснований для пессимизма нет. Начинается период изучения телеметрических измерений, материальной части упавших блоков, производственной и испытательной документации.

Прошел месяц изнурительной работы, напоминающий следствие, в котором сотни следователей, но нет преступников. Следует подчеркнуть, что Королёв сурово наказывал халатных, нерадивых работников, но высоко ценил мужество и честность тех, кто сам приходил с «повинной» и признавался в допущенной им ошибке. Это не раз позволило предотвратить аварию.

Наконец причина найдена, приняты меры и очередная ракета подготовлена к пуску. Но пуск не состоялся. Одну причину обнаружили сразу. Как с ней бороться – понятно. Другая, связанная с автоматикой требовала более глубокого анализа и схемных изменений. И вновь месяц напряженной работы одних, томительного ожидания других, скептических разговоров (кулуарных, с глазу на глаз) третьих. Все выяснено и доработано. Уверенно идем на пуск третьей машины.

Подъем! Полет идет нормально. На лицах появляются улыбки. Но на 83 секунде двигатели выключаются. Авария. Обломки разбросаны недалеко от старта. Сотни людей, вытянувшись в цепочку, под палящим солнцем, прочесывают степь, собирая кусочки металла, уцелевшие узлы и агрегаты, трубопроводы, кабели и пр. Все это будет подвергнуто придирчивому изучению специалистов – членов аварийной комиссии и поможет установить причину аварии.

Сергей Павлович своим поведением вызывал к себе огромное уважение. Его хладнокровие, кипучая деятельность, отсутствие даже намека на попытку найти «стрелочника», вселяли в людей понимание того, что мы вышли на новый уровень сложности научно-технических проблем, где нет проторенных путей. Эти проблемы по плечу лишь высококвалифицированным и сильным духом специалистам. Впасть в растерянность или увлечься взаимными упреками значит потерять коллектив, его единство и веру в свои силы.

Какой же груз ответственности лежал на его плечах, если учесть, что он в это время еще не был реабилитирован. Это произойдет только 18 апреля 1958 года. Позади останется арест 1938 года, тюрьма и ссылка. А за его спиной уже высказывались мысли, что схема ракеты порочна, что каждому, мол, ясно, что добиться согласованной работы 32-х камер сгорания нереально. Время показало, что путь, выбранный Королёвым труден, так как трудна задача, но верен. Всего лишь через месяц, 21 августа ракета Р-7 достигла заданной цели, а еще через полтора – 4 октября 1957 года на околоземную орбиту был выведен первый искусственный спутник Земли массой 83,6 кг, тем самым было положено начало космической эры Человечества.

6 декабря 1957 года в США была предпринята попытка запустить спутник «Авангард-1». После зажигания ракета поднялась над пусковым столом, однако через секунду двигатели выключились, и ракета упала на стол, взорвавшись от удара.

Американский спутник «Эксплорер-1» массой 4,8 кг (с последней ступенью ракеты – носителя 14 кг) был выведен на орбиту 31 января 1958 года.

При подготовке к пуску одной из первых ракет Р-7 выявилась необходимость производить непрерывный слив небольшого количества кислорода из двигателя. Без этого могли возникнуть серьезные неприятности. Специалисты привернули к соответствующему штуцеру трубку и вывели ее на конец ракеты, считая, что жидкий кислород, проходя по трубке будет частично испаряться, а тот, что не испарится, будет сливаться на тяжелую металлоконструкцию кабины обслуживания, находящейся под ракетой, и там уже безусловно испарится, не причинив кабине вреда. На деле все оказалось сложнее.

Первую неприятность принес ветер, который сдувал струю жидкого кислорода (напомним, что его температура –183 градуса по Цельсию) на сопло камеры сгорания, что могло привести к появлению на нем трещины и выходу камеры из строя.

Надо было немедленно принимать решение по спасению камер. Нас было 3–4 человека во главе с Л. А. Воскресенским (заместителем Королёва по испытаниям), и первое мгновение мы стояли в оцепенении, понимая грозящую беду и свою беспомощность. Из этого состояния нас вывел зычный голос Воскресенского, слова которого заставили нас действовать, но их невозможно здесь привести по цензурным соображениям. Хватая листы асбеста, мы бросались к камере и укладывали их на сопло, защищая от кислорода. Машина была спасена.

О второй, еще большей опасности, грозившей уже не ракете, а нам, мы узнали позже. Дело в том, что кислород, попадая на стальной пол машины обслуживания, на котором мы стояли, постепенно охладил его до такой степени, что он стал трескаться. Но это еще полбеды. А беда заключалась в том, что протекая через щели в полу, кислород попадал на главную силовую балку, являющуюся основой для всей многотонной кабины обслуживания. И она треснула по всему сечению. Нас спасло от падения вместе с кабиной в газоотводящий лоток (это несколько десятков метров) то обстоятельство, что балку заклинило.