Шрифт:
Лариса преувеличенно, мне показалось, громко восхищалась подаренными мною туфлями, Иван Сергеевич изображал радость, причиненную моим визитом. Благо, темы для разговора подыскивать не приходилось — Платоша стал первоклассником, забот и волнений прибавилось. Через полчаса начали сходиться гости. Четверых из шести я знал — школьные и институтские Ларисины друзья. Шума и суматохи было столько, точно их вдесятеро больше, аж голова у меня закружилась.
— Есть желаю! Пить желаю! — надрывался Игорь, Лариса с ним еще в первом классе за одной партой сидела. — С утра воздерживаюсь! Это подло — заранее уставлять жратвой стол, это нарушение прав человека!
— Сунь ему что-нибудь в рот, Ларка! — соперничала с Игорем одна из подружек. — Пусть хоть ненадолго заткнется, у меня от его крика сережки из ушей выскакивают!
Рассаживались долго. Лариса с мужем красовались в торце стола, девушки — принципиально, чуть до потасовки не дошло — сели вместе, с одной стороны. Возглавил их троицу Игорь. Трое мужчин, я в том числе, — с другой. Одно место — рядом со мной, с краю, пустовало.
Вера пришла, когда Игорь, единогласно избранный тамадой, произносил первый тост во здравие именинницы. Дверной звонок вклинился в его длинную и витиеватую речь. Лариса побежала открывать. Я сидел спиной ко входу, слышал только ахи и поцелуи, оглянулся, когда последняя гостья вошла в комнату…
Это я потом узнал, что Вера — тоже одноклассница Ларисы. И пригласила-то ее Лариса, на мою голову, волею случая: никогда особенно не дружили, встретились недавно в парикмахерской, разговорились, разнежились…
Женская гостевая бригада восстала против Игоря, требуя, чтобы он уступил Вере место, а сам убирался на мужскую половину. Тот сопротивлялся отчаянно, призывал на подмогу Зевса Громовержца и Джордано Бруно, нес всякую ахинею, но я его вряд ли слышал. Думаю, Вера тоже. Мы с ней изумленно пялились друг на друга, оба совершенно обескураженные. Верино лицо упорно заливалось краской, я, наверное, также выглядел небезупречно.
Все закончилось тем, что Игоря не одолели. Вера очутилась рядом со мной. У меня еще хватило самообладания поменяться с нею местами, чтобы не сидела на краю стола.
Я попал в сложную ситуацию. Я ведь и раньше собирался, отсидев немного с дочкиными гостями, незаметно улизнуть. И Лариса, понимая ситуацию, меня бы не задерживала, разве что по-обижалась бы чуть-чуть для приличия. Неожиданное Верино появление смешало все мои планы. Как бы я к Вере ни относился, какие бы чувства ни испытывал, не мог все же допустить, чтобы она приняла мой уход за демонстративное нежелание соседствовать с ней. А в том, что именно так расценила бы его, сомневаться не приходилось.
Она и без того сидела как на иголках. Хорошо, другой ее сосед оказывал Вере усиленные знаки внимания, приставал с разговорами и тостами, не закрывал рот Игорь, все галдели, перебивая друг друга, рюмки больше двух минут не простаивали. Никто не заметил ни Вериного замешательства, ни моего, веселились напропалую. Нет, пожалуй, не все. Одной из девушек напротив — жене общительного Вериного соседа — резвость мужа явно не понравилась. Она выбралась из-за стола, включила магнитофон, приблизилась к супругу, раскачивая бедрами в такт зазвучавшей музыке, потянула за рукав:
— Давай танцевать, засиделась я!
Идея гостям понравилась, загремели отодвигаемые стулья, раскрасневшаяся Лариса вытолкала в круг скисшего Ивана Сергеевича. Короче, остались мы за столом с Верой вдвоем. Будь оно неладно, мое интеллигентское нутро, я, каторжник своих жестяных убеждений, не мог позволить, чтобы дама, одна, оказалась неприглашенной. До этой минуты я ни разу не поглядел в ее сторону.
Я все делал медленно. Медленно встал, медленно повернулся к ней, медленно склонил голову и медленно, сухо сказал:
— Не откажите в любезности. — Очень постарался, чтобы она истолковала мой рыцарский жест только так, как мне хотелось.
Во второй раз за вечер я увидел ее зеленоватые глаза. Впрочем, теперь они сделались скорее черными — два темных пятна на пылающем лице. Секунду-другую она сидела неподвижно, прикусив нижнюю губу, затем поднялась. Мы, пятая пара, с трудом нашли место среди танцующих на маленьком пятачке между столом и дверью.
Я пригласил Веру не только потому, что осталась в одиночестве, — музыка была не плясовой, танговой. Я даже удивился — думал, молодые такой вообще уже не признают, всё бы им скакать да дергаться. И партнеры тогда не нужны — выходи и резвись в общей куче. Эта же, случайно подвернувшаяся запись — вот они, роковые звенья цепи, сковавшей в итоге меня с Верой, — оказалась тягучей, плавной, для двоих.
Я танцевал с ней «старорежимно» — не обнимаясь, как прочие парочки, а держа на отлете левую руку со вложенной в нее Вериной ладонью. И тщательно следил, чтобы между нашими телами оставался зазор. Но слишком тесной была комнатная танцплощадка, нас то и дело сталкивали, ее торчащая грудь трогала мою. Та самая грудь, которую я видел обнаженной, приготовленной для Севкиной услады. Солгал бы, сказав, что эти прикосновения удручали меня, но испытание было нешуточным. Я снова злился — и на Веру, и на себя.