Шрифт:
Он всю дорогу блевал, сказал Франсис. И разговаривал сам с собой. Бормотал, точно старуха.
Я его как в бухте увидела, все поняла, сказала Бан И Нил. Едва живой был.
Зачем ему все это, Франсис? — спросила Марейд.
Франсис покачал головой.
Не знаю.
Мог на нормальной лодке добраться, как все, сказала Марейд.
Этот тип считает, он не как все.
Но на каррахе-то, возразила Марейд. Уж слишком не как все.
Да еще и кучу денег заплатил за это удовольствие, сказал Франсис.
Бан И Нил передернулась.
Я в эту посудину больше ни за какие деньги не сяду, сказала она.
Я и сам едва решился, сказал Франсис. Давно не пробовал.
Это-то видно, сказала Бан И Нил. И потом еще эти скалы.
Франсис откинулся на спинку стула.
Да, к мотору быстро привыкаешь.
Повезло, что все хорошо кончилось.
Франсис пожал плечами.
Да все у нас путем было, Ван И Нил.
Надеюсь, оно того стоило, сказала она.
Еще бы.
И сколько?
Так я тебе и сказал, Бан И Нил.
Да ладно, Франсис. Сколько?
Он покачал головой. Она собрала тарелки, блюдца и чашки в стопку перед собой.
Как его звать-то?
Мистер Ллойд, сказал Франсис. Из Лондона.
С банком как-то связан? — спросила она. Наверняка, сказал Франсис, если заплатил столько за переправу.
Они рассмеялись, потом разом смолкли. Мимо трех окон к дверям шел Михал.
Вид у него кислый, сказала Марейд.
Михал распахнул дверь.
Их светлость желает, чтобы мебель переставили, сказал он.
Ну, с ним хлопот не оберешься, сказала Бан И Нил.
И чтобы кровать развинтили, сказал Михал. Кровать?
Да, Марейд. Кровать. Гаечный ключ нужен. Никогда еще такого не было, сказала Бан И Нил. Ни разу, подтвердил Михал.
Всем гостям всегда нравилась эта кровать.
А этому нет, сказал Михал. Он там вообще про все разоряется.
Франсис и два старика отправились с Михалом в коттедж, в грубо оштукатуренную комнатушку, где пахло плесенью, ближе к полу побелка облезла и осыпалась. Ллойд стоял у окошка, выходившего на море, несвежая тюлевая занавеска колыхалась у его щеки.
Я же говорил, мне нужен дом с освещением. Тут фонари есть, мистер Ллойд.
Мне для работы.
Еще принесу.
Ллойд покачал головой и повел их в соседнюю комнату — там стояли двуспальная кровать, застеленная выцветшим зеленым покрывалом, гардероб и туалетный столик, но без зеркала. Стены здесь были посуше, хотя окно — не больше, чем в первой комнате.
Мы гардероб наверх не понесем, мистер Ллойд. Уберите его из комнаты.
А вы рисуйте наверху, мистер Ллойд. Там есть
пустая комната.
Там освещение плохое.
Вы сказали, что и здесь плохое, так какая разница?
Ллойд стащил матрас с кровати.
Давайте, за дело. Пожалуйста.
Четверо мужчин разобрали кровать и унесли наверх. Туда же затащили и туалетный столик, а гардероб выволокли в главную комнату, где была большая дровяная плита, стол и шесть стульев.
Теперь нормально, мистер Ллойд?
Уже получше.
Ладно, значит, сойдет.
Мужчины ушли, Ллойд открыл двери и окна.
Снял все занавески, свалил в угол большой комнаты, за дверью. Поставил мольберт в спальне, где теперь не было кровати, повернул почти перпендикулярно к окну, так, чтобы свет на него падал, а тень нет. Вытащил из туалетного столика самый узкий ящик, установил на два стула слева от мольберта. Принес от входа в мастерскую деревянный сундук — тот еще не просох от морской воды, — размотал пленку, отпер, задержав дыхание, сундук, поднял крышку
краски целы
море не повредило
не тронуло
Он вздохнул и стал перегружать содержимое сундука в ящик: палитры, скребки, восемь кистей из щетины, шесть колонковых, три бутылки скипидара, три льняного масла, одну с желатином, тряпки, липкую ленту, пузырьки, бутылки, грунт, карандаши, ручки, тушь, уголь, а еще перочинный нож, ножницы, бечевку, накидку — черную, чтобы поглощать солнечные лучи. А потом краски, оранжевую, желтую, алую охру
подсолнечники
красные крыши
рыночные лотки
летний зной
здесь ни к чему