Кузьма кончил говорить и с самодовольным видом закинул ногу на ногу. «Да, брат, так просто ты от меня не отстанешь, — думал он. — Слишком много знаю. Конечно, тебе нужно втянуть меня в дело, чтобы я молчал. А вот поди возьми меня. Покрутись-ка. Я понимаю, что ты с большим удовольствием убрал бы меня, но, думаю, спешить не будешь. Все-таки я на спасалке работаю. Может, и пригожусь».

— Ну, я ни о чем таком и не спрашиваю, — сказал Прохоров, — вы меня неправильно поняли.

— Понял-то я правильно, — Кузьма досадливо поморщился, — только никак не могу решить, что мне делать… Неизвестный гражданин из неизвестных побуждений вдруг захотел меня отправить на тот свет. Гражданин этот сидит со мной рядом, а побуждения так и остаются невыясненными. Что же делать? Кто мне может дать гарантию, что побуждения эти не настолько серьезны, что гражданин не соберется повторить свой печальный и поучительный для меня опыт?

— Произошла ошибка. Никто не собирался вас отправлять на тот свет, — сказал Прохоров.

«Ну, это я и сам знаю. Ты мне скажи — кого ты хотел столкнуть и за что?»

— Хорошенькая ошибка! Еще немного, и мы с вами не разговаривали бы здесь на прекрасном вечернем солнце, на великолепной скамейке.

— Даю честное слово, что произошла ошибка. Вас приняли за другого.

— Вернее, за другую, — поправил Кузьма.

— Неважно. Откуда я мог знать… И вообще я вас тогда еще не знал…

— Интересно, на кого это я так похож? Уж не на вашу ли тещу?

— При чем здесь теща? Поступили вы со мной по-человечески, если хотите награды за молчание, то я не возражаю. Но болтать об этом я вам не советую. Все равно вам не поверят. Только потом хлопот не оберетесь. А вот спрашивать меня не надо…

«Хорош. А главное, храбрый, такого на пустой крючок не возьмешь. Но ничего, мы понемножку, мы слегка…»

Прохоров откинулся на спинку скамьи:

— Старуха сама упала. Я сам об этом только на рынке услыхал… Не будем возвращаться к этому разговору. Кто старое помянет, тому глаз вон.

— Ладно, — примирительно сказал Кузьма. — Лишь бы меня никто не трогал, и я никого не трону. Это мой закон. Ошибка так ошибка. Давайте, Прохоров, ближе к делу. Вы мне вчера сказали, что хотите со мной поговорить, — говорите.

— Хотите заработать? — спросил Прохоров.

— Не задавайте идиотских вопросов, пожалуйста.

— Вы умеете водить катер?

— Немного умею.

— А вам на станции могут его доверить?

— Нет, но это можно устроить неофициально. А в чем дело?

— Об этом потом. Как вы собираетесь это устроить?

— Договорюсь со старшиной катеров, как пойдем с ним на дежурство, скажем, к кемпингу, — он отправится в буфет пиво пить, а я смогу самостоятельно выйти в море на катере. Он человек добрый, отзывчивый, его можно уговорить. Только зачем это нужно? Учтите, что я не хочу портить отношений с уголовным кодексом.

— Никакой уголовщины, — сказал Прохоров, — просто прогуляетесь с одним человеком в море и тут же обратно.

— Это можно. А сколько мне причитается? Я надеюсь, вас не смущает мой вопрос? Что поделать, жизнь делает людей грубыми материалистами. Они такими не рождаются…

— Пятьсот рублей авансу и пятьсот, как вернетесь.

— А ведь задаром вы таких денег не заплатили бы, а?

— О деле я расскажу потом, когда будет о чем говорить. Только заранее могу успокоить, что ничего опаснее обыкновенной рыбалки для вас в этом нет. Именно для вас, а не для кого-нибудь, поэтому и платим мы эти деньги вам, а не кому-то.

«Хорошо поет! Ладно, на сегодня и так достаточно, а то будет перебор».

— В общем вы мне нравитесь, и я почти согласен, — сказал Кузьма, улыбаясь впервые за весь вечер. — До свидания, товарищ Прохоров.

— Меня зовут Ефим, а фамилия моя, я думаю, вам и не интересна?

— Вот и хорошо, — сказал Кузьма, — вот и познакомились.

— Филипп Степанович, его зовут Ефим, фамилии я пока, к сожалению, не знаю, во всяком случае, не Прохоров. Вы попросите Монастырева, он вам всех Ефимов разыщет, думаю, что их не много здесь, имя довольно редкое, а я к вам попозже загляну и опознаю. Тогда обо всем и поговорим.

Рудаков поджидал Кузьму дома. Он сидел на веранде и не отрываясь смотрел на калитку. Перед ним стояла пепельница. Она ломилась от окурков. Виноградная узорчатая крыша беседки дымилась. «О чем они могли так долго разговаривать? Может, что случилось с Кузьмой? Ведь предлагал я последить за ними, пока они будут разговаривать. Всякое может произойти…»

Кузьма появился неожиданно. Он хлопнул калиткой и, весело насвистывая, подошел к Рудакову.

— Ты где так долго?

— С моим новым другом Ефимом беседовали о жизни, о делах.

— Его зовут Ефим? Он сказал сам?

— Ну, уж конечно, я в паспорт его не смотрел и в крайсправку не заявлял.

— Остроумный, — огрызнулся Рудаков. — Сиди тут и переживай за него, а он острит. Знаешь, что они могли из тебя сделать?

— Интересно?

— Котлету. Из остряков хорошие котлеты получаются, — Рудаков не выдержал и улыбнулся. — Ну ладно, как ты там?