Любит Дмитрий книги до самозабвения. Когда он впервые зашел в эту комнату, даже растерялся. Потом взял первую попавшуюся. О том, как образуются дождь, снег, иней. Интересно, но об этом и потом можно почитать. Взял другую, раскрыл на середине. Что-то такое непонятное, ну никакому уразумению не поддается. А кто-то разбирается. Отложил со вздохом.

Третья была о строении земли. На картинках — камни, гора в разрезе. Все ясно.

«Вот если бы и человека так…» — подумалось.

Да, за эти годы Неуспокоеву приходилось встречаться с людьми, о существовании которых он раньше и не подозревал. Сидит, бывало, перед ним такой, а что у него на душе, о чем он думает — неизвестно, и с какого боку подступиться к нему надо — неясно. Сколько приходится голову ломать, пока доберешься до сути.

Впрочем, что говорить — бывало. Вчера вот наведался в госпиталь — там один из захваченных у Чубаевки пришел в себя. Пытался поговорить с ним. На все вопросы один ответ: рыбак, захватили белогвардейцы в море, заставили идти к берегу. Вроде бы и правдоподобно, да только шито белыми нитками: какие руки у рыбака, Неуспокоев знает, до службы во флоте самому приходилось рыбачить. Нет, тут гора в разрезе не поможет…

Подтянул шнур с тусклой лампочкой поближе к дивану, привязал его обрывком шпагата и раскрыл книгу по строительному делу. Тишина вокруг: и в городе и в доме. Это в первые месяцы по ночам то выстрелы, то крики будоражили город. Сейчас нечисть прибрали к рукам, а если кто и остался — притаился. Вот процокали по камням подковы конного патруля, и снова тишина. Только снизу доносится стук «ремингтона» — неугомонный Клиндаухов печатает очередной приказ.

Читает Неуспокоев о конструкциях потолков и сводов, а сосредоточиться никак не удается. Взглянул на карту, висящую на стене. Старая, Российской империи, но кто-то выкрасил ее в красный цвет. А теперь вот опять чернота начинает заливать.

Как хотелось Дмитрию на фронт! Отказали. Побережье надо охранять. Да, надо. От села Маяки на Днестровском лимане до города Очакова почти двести километров, а в батальоне… Негусто людей. И снабжение… Губком партии наградил батальон Почетным Красным знаменем — только за последнее время пограничники отбили пять белогвардейских десантов. При вручении знамени людей надо будет построить, а в чем? Брюки и гимнастерки в заплатах, обувь не у каждого. Командир батальона Герасимов поехал в Николаев, в штаб командующего морскими силами Юго-Западного фронта. Может, удастся там получить что-нибудь. Да, дела…

Тряхнул головой, отгоняя тяжелые мысли, снова взялся за строительные конструкции. А тут телефонный звонок и голос адъютанта:

— Карабуш! Карабуш! Отвечайте!..

Неуспокоев мгновенно натянул сапоги, бушлат, на ходу перебросил маузер через плечо — и вниз.

— Что такое?

— На посту что-то случилось. Позвонили — и молчат…

— Тревога!

Один за другим выбегают заспанные красноармейцы дежурного отделения, шофер выводит со двора крохотный полугрузовичок «пежо», и вот помчалась машина по пустынным улицам города, выскочила в степь. В желтоватом конусе света от фар возникают и снова скрываются в темноте то поломанные телеграфные столбы, то кучи прошлогодних перекати-поле, то огромные, как деревья, чертополохи.

Неуспокоев ничего не замечает, одно у него в голове:

— Скорей! Скорей! Скорей!

Но как ни напрягал «пежо» свой не очень-то мощный мотор, на пост прибыли, когда короткая летняя ночь была на исходе. Из серой дымки вырисовывались обрывистый берег, а внизу поседевшее от предутреннего ветра море.

И только показался пост, сразу заметили — неладно там: болтается на одной петле сорванная дверь, выбито окно. Бросились к будке, и внутри все разгромлено: порваны сигнальные книги, разбросаны флаги, разбит телефонный аппарат, на полу, в луже уже запекшейся крови, лежит телефонист с разрубленной головой.

Почти у самого берега красноармейцы обнаружили часового Гвоздева и подчаска Недолю. Семен Гвоздев лежал на спине, выражение лица его было сурово, словно он сердился за то, что ему не дали совершить всего предназначенного. И винтовку крепко сжимал в окостеневших пальцах — не отнимешь.

Тимофей уткнулся в землю ничком, как будто прилег отдохнуть на жухлую траву; винтовка, лежащая рядом, казалась непомерно большой в сравнении с его — щупленькой фигуркой. Один из красноармейцев повернул его:

— Да он еще жив! Дышит!..

— Сделать перевязку и немедленно в госпиталь, — распорядился Неуспокоев. — Да скажите там, чтобы берегли его пуще глазу!..

А сам с несколькими красноармейцами остался на посту до прибытия смены.

Дмитрий еще раз осмотрел все внимательно. Что ж, картина ясна: высадились белогвардейцы. Разгромили пост, убили в перестрелке часового, ранили подчаска. Погиб и телефонист. А может, тут высадились две группы?

Да, но где начальник поста, где остальные красноармейцы? Почему высадились именно здесь? Сколько человек, куда они направились? Несомненно, в какое-то село или в немецкую колонию — до города слишком далеко отсюда, трудно добраться незамеченными.

Вышел на берег моря. Место, где приставала шлюпка — или их было несколько? — волны сгладили, но дальше, под обрывом, остались следы. Те же, что и у Чубаевки и у Санжеевой балки — от английских ботинок; почти все белогвардейцы такую обувь носят.

«Следы здесь начинаются у моря… Но куда они введут, куда? — ломал голову Неуспокоев. — Может, попытаться найти следы в степи? Да где их найдешь — вот уже полтора месяца дождя нет, земля как каменная. Хотя вот, начал накрапывать. Впрочем, этот дождь не поможет: смоет и то, что еще можно было бы заметить…»