Боже мой.

Я сделала это.

Я вышла.

Мы виляли по полосам и проносились мимо высоких зданий. На некоторых улицах было тише, чем на других. Одни казались жилыми, а на других кипела жизнь. Каждый поворот приближал меня к свободе больше, чем предыдущий.

Предвкушение захлестнуло меня, и сердце ударилось о грудную клетку. Это было то, чего я хотела. Я представляла себе этот момент с тех пор, как узнала, что стала пленницей. Так почему же в моем животе была эта ноющая боль?

Потому что побег из Нью-Йорка также означал побег от Чендлера.

Даже несмотря на то, что в меньшей степени тьма, похороненная во мне, отражала ту, что была в нем, а его прикосновения заставляли меня чувствовать себя сексуальнее и живее, чем когда-либо, я была пленницей. А он был похитителем.

Это не было идеей судьбы о свидании вслепую.

Если только это не было так.

Я потерла виски, вытесняя из головы эту нелепую мысль.

— У вас есть телефон, которым я могу воспользоваться? — спросила я водителя.

Он посмотрел на меня через зеркало заднего вида. — Извините. Частная линия. Я не разрешаю клиентам звонить.

— Это важно.

Он засмеялся и покачал головой. — Да, — он чмокнул свою жвачку. — Это всегда важно.

Я больше ничего не говорила до конца поездки. Если не считать человека, который вызвал это такси, люди здесь были очень отстраненными. Неудивительно, что Чендлер выбрал это место для своего дома. Я никогда не думала, что буду тосковать по спокойной простоте Айелсвика так, как сейчас.

Я так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как мы подъехали к аэропорту, остановились у обочины в длинной веренице таких же машин, как эта.

Водитель оглянулся на меня: — Наличные или карта?

Я моргнула.

— Простите?

Он чмокнул жвачку, переместив ее с одной стороны рта на другую.

— Вы можете использовать приложение, если вам нужно.

О. Точно. Я должна была заплатить.

Я потянулась за сумочкой, сглатывая панику, когда поняла, что бумажника там нет.

Он взял мой бумажник.

Конечно, он забрал мой бумажник. Точно так же, как Грей забрал мой телефон. Я могла бы закричать, и я бы закричала, если бы это не выставляло меня сумасшедшей.

Ключ к тому, чтобы выглядеть храброй, заключался в том, чтобы всегда сохранять самообладание. Годы практики сделали меня экспертом в этом деле. Никто никогда не знал, когда я нервничала, грустила или смущалась. Или боялась. Чендлер Кармайкл был единственным человеком, который видел меня не только в «спектакле».

Я откашлялась и улыбнулась.

— Я так торопилась, что забыла бумажник.

Он сузил глаза: — Как вы собирались попасть на самолет без удостоверения личности?

Ну, видите ли, сэр, меня похитили, и похитители украли мой бумажник.

— Мой отец король Айелсвика. Мы можем дать вам все, что вам нужно. Мне просто нужно связаться с ним. Если вы позволите мне воспользоваться вашим телефоном…

Водитель прервал меня, открыв свою дверь и захлопнув ее перед моим лицом. Я смотрела, изумленная, как он бросился внутрь массивного здания. Сквозь большие стекла я наблюдала, как он огибает группы людей и останавливается, чтобы поговорить с полицейским. Я понятия не имела, что он говорил, но интуиция подсказывала, что это было не в мою пользу. Затем он указал на меня, и они оба начали идти к машине. В этот момент все вокруг уставились на нас.

Я сохранила невозмутимое выражение лица, хотя мое сердце вырывалось из груди.

Ладно, Эннистон. Расслабься. Это хорошо. Просто скажи полицейскому правду. Он может помочь. Это его работа.

Я практически слышала их тяжелые шаги, когда они закрывали пространство между терминалом и этой машиной.

Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох и мысленно повторила свою историю. А потом я пожалела, что держала их закрытыми.

Первое, что я увидела, когда открыла их, был Чендлер, приближающийся к полицейскому и водителю со злобной ухмылкой на лице.

ГЛАВА 17

Эннистон была не первой, кто пытался убежать от меня. Инстинкт «бей или беги» был частью человеческой природы. Люди разбегались, как мыши, когда их охватывал страх.

Но они всегда забывали о льве, поджидающем в тени.

Благодаря испорченному прошлому и непредсказуемому настоящему, моя жизнь вращалась вокруг структуры. Мне нравился контроль. Я нуждался в нем. Процветал в нем. Именно поэтому, несмотря на то, что я был в бешенстве после бессонной ночи на диване в офисе, я точно знал, что запланировала Эннистон, с той секунды, как я вернулся домой из клуба.