Шрифт:
– - Тоска!..
Провалявшись часов до семи на кушетке, Крюков встал и начал думать, куда идти искать работы... Завтра он отправится в редакцию "Вестника". Нет ли какой-нибудь статейки, чтобы утилизировать ее в смысле гонорара?..
Крюков раскрыл чемодан и стал рыться в нем, вытаскивал и просматривал свои тетради и заметки... Вот статья: "Опыт организации крюковской артели и причины ее гибели", а вот капитальная вещь: "Как избавить нашу деревню от кулаков и мироедов"; этот проект -- плод многолетних трудов уединенной жизни автора; он начат еще в Сибири и немного не окончен, не достает фактических данных и некоторых цифр, но в общем вещь довольно солидная. "Надо заняться и кончить".
Крюков взял в руки довольно объемистую тетрадь и углубился в чтение.
Суть крюковского проекта заключалась в следующем: необходимо устроить особые "трудовые поселки", куда и выселять всех кулаков, как для охраны целомудрия деревни, так и для нравственного исправления их самих. В главе "что такое наш кулак" автор не жалел мрачных красок. Что-то чудовищно-злое и безнравственное вставало перед читателем при чтении этой главы; кулак, по мнению автора, продукт деморализации народа ложной культурою, продукт заразы города, это какой-то "выродок" со злой волей и без всякого сердца, мало похожий даже и на человека... "Чумазый идет!" -- заканчивалась статья, и следовал ряд нервных точек...
– - Недурно!
– - произнес Крюков, отрываясь от своей рукописи.
На другой день он снова облачился в свою новую пару и отправился в редакцию "Н-ского Вестника".
– - Редактора можно видеть?..
– - Редактора нет. К секретарю пожалуйте, -- сообщил конторщик.
– - Что угодно?
– - неприветливо буркнул секретарь, сделав кислую гримасу и отрываясь от чтения.
– - Вот рукопись... Быть может, найдете удобным поместить?..
Крюков вынул из бокового кармана тетрадь, свернутую в трубку, и положил на стол секретаря.
Это был проект "Как избавить нашу деревню от кулаков и мироедов".
Секретарь, прочитав заглавие рукописи и увидя толщину тетрадки, сбросил с лица кислую мину и положил на него деликатную улыбку.
– - Сейчас я вам, конечно, ничего не могу сказать... Потрудитесь зайти через несколько дней...
– - В среду можно?..
– - В среду?.. Гм... Сегодня у нас понедельник!.. Гм...
– - Ну, в четверг?..
– - Не знаю... Столько, знаете, работы... Гм... в четверг.
– - В пятницу?..
– - Нет, потрудитесь уж лучше в понедельник!..
– - умоляюще произнес секретарь.
– - А вот еще небольшая заметка: "Опыт организации артели"...
– - глухо сказал Крюков, вынимая дрожащей рукою из кармана свернутый лист бумаги...
Секретарь развернул и наскоро пробежал взором по строкам.
– - Это про "крюковскую артель", если не ошибаюсь?
– - спросил секретарь, внезапно отрываясь от листа бумаги...
– - Да... О моей артели...
– - Вы -- г. Крюков?
– - Да...
– - Виноват!.. Садитесь, пожалуйста!.. Это очень интересно... Это, конечно, пойдет...
– - Скоро?
– - А вам это важно?
– - Очень важно, потому что необходимы деньги.
– - Я вам предложу взять авансом... Сколько же тут? Гм? 300-350 строк?.. Возьмите пока 10 рублей!.. Потом сочтемся... Надеюсь, вы будете сотрудничать и впредь?..
Из полученного совершенно неожиданно аванса Крюков хотел заплатить вперед за месяц хозяйке, но сапоги отказывались служить, разъезжаясь по всем швам. Крюков купил сапоги, а ботфорты отдал в починку.
Вечером он написал новую заметку: "Еще несколько слов о крюковской артели".
IV.
Город Н-ск успокоился от дневных треволнений, стих и погрузился в сон...
Улицы опустели. Яркие огни погасли. Магазины и лавки угрюмо выглядывали в темноте ночи своими наглухо-запертыми дверями и окнами. Керосиновые фонари мерцали красноватым пламенем, слабо освещая часть тротуаров, белых стен ближайших каменных зданий и золоченые вывески. Там и сям, на перекрестках улиц, стояли "на очереди" сонные извозчики. Изредка торопливой походкою мелькали тени запоздавших обывателей.
В типографии "Н-ского Вестника" было сонно и тихо. Помещение "наборной" скупо освещалось маленькими коптящими лампочками, скромно ютившимися на шрифтовых "кассах". Оранжевое пламя этих лампочек, с тонкими струйками копоти, освещало клетчатые ящики с свинцовым шрифтом, кусок серой, покрытой плесенью стены, кусок оконного косяка и часть грязного, залитого чем-то пола.
В арках и сводах, по углам, висели густые сумерки. Небольшие окна, забранные железными решетками, придавали "наборной" мрачный, угрюмый характер... Ручные станки для оттисков афиш и объявлений, переплетный обрез и пресс выстроились в ряд, вдоль всего помещения, параллельно с конторками-кассами. На большом столе, рядом с сверстанным номером газеты, согнувшись в дугу, спал чутким тревожным сном метранпаж Игнатьев. Его худое и бледное лицо было изборождено морщинами и отливало зеленоватым оттенком; при свете, падавшем на голову Игнатьева от ближайшей лампочки, это лицо казалось мертвым, безжизненным, и, если бы метранпаж Игнатьев не свистел носом и время от времени не шевелил щетинистыми усами, можно было бы подумать, что он никогда уже более не проснется.