— Езжай, со мной все хорошо. Схожу в магазин, куплю пончиков и пиццы, буду оставшийся день валяться, смотреть фильмы и унывать. Все отлично, — постаралась изобразить улыбку, но вышло коряво.

— Оно к лучшему. Ненадо вам видется. — Последние напутствия на пороге, произносит Ника. Не хочется в таком состояние оставлять человека, но что та сможет сделать? Залить слезами соседей? Разве что.

Закрыв за подругой дверь, Катя повернулась в настенное зеркало. Молодая, симпатичная, полная сил девушка смотрела оттуда, но глаза не излучали радости. Они смотрели обвиняюще. Устало.

— Знаешь, счастье такое осязаемое. Было, а я слишком радовалась и распылялась, всем рассказывая, — говорит своему отражению, а то слушает, внимательно слушает. — Надо было хранить это и лелеять. А я спугнула мою удачу!

Отражение, лишь понимающе глядело.

4 января 2010г.

“Мне тут посылка пришла. Отправитель ты. Спасибо огромное, очень приятно.” Читает она сообщение.

На праздники, просидев в комнате, надо было себя чем-то занимать. Катя вязала. Себе шарф — снуд, фиолетовый. Закончив с первым, перешла ко второму. Темно зеленому. Пока вывязывала его, всеми мыслями находилась за семьсот километров на север. Там, где жил и работал ее возмутитель спокойствия и душевной целостности.

Ей хотелось сделать ему приятное. Просто так. Вопреки всему. Потому что.

И в последний день 2009 года, она упаковала его в конверт и оправила ему. Не на что ни надеясь. Лишь бы он ему понравился.

На работу можно было выйти уже через три дня. Конечно, многие выходили двенадцатого. Но Катя не знала, что делать, а лучше занять себя работой, чем бездельно проводить свое существование.

Эти дни, они больше не разговаривали. Она то хотела ему написать, позвонить. Но, было бы слишком. А он, как всегда, даже не догадывался, что его звонка ждут.

— Потому что, у него не ёкнуло, — продолжала она, разговаривать с отражением в зеркале.

24 января 2010г.

День за днем, вереница повторяющихся событий. Дом, работа, дом, точнее комнатушка, опять работа. Хоть работа в кайф.

Вечерами смотришь в пустой экран ноутбука. Нет, сообщения есть, но все не то, что ждешь.

Когда тебе восемнадцать, и ты улетаешь в другую страну — учиться. Взрослеть. Твоя голова заполнена фантазиями, большого города, перспективами и улетной взрослой жизни.

Когда тебе двадцать один, тот возраст, при котором в штатах продают алкоголь, ты мечтаешь о бомбезной работе и стремительном карьерном росте. Ведь на руках имеешь диплом престижнейшего государственного университета.

Кате уже двадцать два, свои мечты, она запрятала далеко в розовый ящик с надписью “Единорог”. Она перестала в него верить и в Дед Мороза и даже в принца на белом коне.

Разве это и есть реалии?

Когда твои мечты, ожидания, желания, — разбиваются?

Мы живем в циничное время. Никто не предупреждал ее о том, как это жить, во взрослой жизни. Больше нет ни “Завтраков у Тиффани”, ни успешной взрослой жизни, взамен мы получили разогретый обед в микроволновке и один раз в месяц субботнее вино с подружками.

Главное не расстраиваться и находить новые мечты, реальные. Фея желаний продалась с потрохами. И как же это, мы так влипли?

Таких, как Катя сотни, тысячи. Они ходят на работу, путешествуют, откладывают на пенсию. Мы знакомы с ними, мы некоторыми восхищаемся. И они одиноки.

Переписки становились все более сухими, а звонки официальнее. Катя не могла заставить себя, вычеркнуть из сердца, этого "стенокардозника" — как называла его подруга.

Последним пинком стало сообщение, пришедшее после их очередного “ниочем” общения.

Катя была в автобусе, что везет от остановки метро до дому, по дороге они переписывались о пустяках, погоде на улице и новом веяние интернет продвижения.

“Екатерина, не страдай глупостями. Это мужчина должен добиваться девушки, которая ему нравиться. Мужчина будет первым звонить, писать, искать возможность увидеться с той, что ему приглянулась. Уж, прости, что у меня нет этих чувств к тебе. Прекращай унижаться, ты этого не достойна. Я уверен, ты найдешь человека, что будет тебя ценить. Но им буду не я.”

Боль. Вызвать ее уже было нельзя. Она жила с ней с тех времен, как он не написал первым. Боль распространялась по всему организму, медленно, но, верно.

И уже было не так больно. Ведь эти пару месяцев, боль — была ее спутником.

Боли не было.

Были лишь слезы. Точнее слезинки. Тихо скатывающиеся по щекам.

Катя отвернулась к окну, чтоб другие пассажиры не увидели. Она не умеет, да и не любит, плакать на показ, навзрыд.

Тихо. Одна в своем горе.

“Уж, прости, что у меня нет этих чувств к тебе.” — перечитывает вновь, не самый болезненный кусок, но жестокий.