— Охотно верю, что король Линэлион тот еще жлоб, но ведь ты давно не его дочь, а моя жена, — с намеком на претензию напомнил Вадерион, после чего ему достался еще один странный смешок и взгляд, значение которого он не понял.

— Если бы я посмела потратить золото из императорской казны еще и на «побрякушки», то твой казначей точно бы меня придушил. Причем одним взглядом, — с грустной улыбкой ответила Элиэн, примеряя серьги. Они идеально подошли к ее глазам, сапфиры здесь были бледные, практически голубые. Но Вадериону уже было не до разглядывания жены: он решительно сел на кровати и впился взглядом в Элиэн.

— Что он сделал?

— Ничего, — тут же ответила она, подбираясь. — Вадерион, не начинай.

— Не начинать что?

— Очередной скандал.

— Интересно ты рассуждаешь. По-твоему, я должен терпеть оскорбления собственной жены?!

— Твой казначей не сделал ничего предосудительного! Я и так порядочно потратила золота из казны на платья. Это, кстати, еще один довод их не рвать! — голубые глаза зло блеснули, но им было далеко до багровых.

— Да? И сколько же ты потратила за пять лет? — с насмешкой поинтересовался Вадерион, а после полученного ответа и вовсе рассмеялся в голос. Элиэн опустила голову, недовольно нахохлившись, но этим могла только умилить мужа, но никак не разозлить.

— Я не знала, сколько ты готов тратить на мои «побрякушки», но…

Вадерион притянул ее себе, кладя спиной на грудь, и прикусив кончик острого ушка, прошептал:

— Котенок, Темная Империя — самое богатое государство мира, богаче даже Шарэта и Керианы. А на тебя я готов тратить много, очень много… Хочешь еще подарок?

Элиэн отстранилась и посмотрела на него тем самым строгим взглядом, который всегда напоминал Вадериону с кем он имеет дело: не только с миленьким котенком, но и с Императрицей. О да, именно так ее и хотелось назвать, даже ему. С ней он готов был разделить свою Империю.

— Думаешь, меня можно купить?

— Нет, — честно ответил он, целуя запястье. — Ты не продаешься.

Элиэн немного помедлила, но потом прильнула к его груди, обнимая и позволяя себя любить.

— Вот именно. К тому же я и так даю тебе все, что ты хочешь, — просто ответила она, и ему вновь нечего было возразить.

— О да, — бархатным баритоном произнес он, чувствуя, как реагирует она на каждое его слово. — Давай еще сына… и дочку. Или еще сына.

Элиэн отстранилась и со смешком ответила:

— Все зависит от твоей старательности.

— Начнем прямо сейчас? — предложил Вадерион, многозначительно гладя ее по бедру. Он готов был порвать очередной шедевр портного дела, а потом выслушивать ее крики, только чтобы сейчас ее голубой взгляд был таким же возбужденным. Не глядя он кинул ей комок золотых цепочек, до которых у Элиэн еще не дошли руки, и стал наблюдать за реакцией. Признаться, она превзошла все его ожидания.

— Это… что? — спросила Элиэн, распутывая звенящий клубок. Когда цепочки повисли более-менее понятным силуэтом, его неиспорченному котенку понадобилось еще некоторое время, чтобы осознать, что перед ней.

— Оденешь? — подстегнул он ее.

— Нет! — рявкнула красная, как алый полог, Элиэн, разглядывая это золотое одеяние, которое не прикрывало ничего, зато акцентировала внимание на всех, кхм, ключевых точках. Говорят, такое одевают танцовщицы в Шарэте, но Вадерион не отказался бы увидеть это на Элиэн.

— Что тебе не нравится?

От возмущения у нее даже не нашлось слов, и она молча швырнула в него творения шарэтских ювелиров.

— Нет.

— Ну котенок…

— Нет! Ты хочешь — ты и одевай!

— Мне не налезет, — расхохотался Вадерион, и тут же получил удар кулачком в грудь. — Котенок, бить надо так, чтобы было больно.

Нависающая над ним Элиэн кипела от злости, но тут ее внимание переключилось на другое.

— Почему ты постоянно меня так зовешь? Котенок?

— Ты такая слабая, — признался он, ожидая, что его вновь «изобьют», но Элиэн его опять удивила.

— Возможно, мне стоило бы перерезать тебе горло, пока ты мирно спишь в моей постели? Но тогда бы ты не оценил моей «слабости».

Вадерион мгновенно напрягся.

— А ты хотела это сделать?

Элиэн тут же стушевалась, превращаясь из грозной Императрицы в того самого смущенного котенка.

— Нет, — прошептала она.

«Потому что ты влюбилась в меня, и это так же явно, как смена дня и ночи», — подумал Вадерион, но не стал говорить очевидное. Вместо этого он сдернул с кровати покрывало с драгоценностями и подмял под себя Элиэн.

— Вадерион, ты все уронил!

— Слуги поднимут.

Поцелуй в место за ухом заставил ее поддаться ему навстречу, а руки ее уже стягивали с него рубашку, пока его ладони нагло забирались под подол черного, как ночь, платья.