— Далеко не просто. Как-нибудь все расскажу.

— Жаль, времени нет послушать, — с сожалением произнес Лобода, — надо идти, а то как бы подозрительным не показалось мое долгое пребывание в твоем номере. Я тут тебе чемоданчик немного пошарпал, на всякий случай. Будь жив, Алеша. Пойду.

— Слушай, Василий Васильевич, а тут у вас при гостинице шпик из контрразведки сидит?

— А то как же! Волков, портье, который сейчас дежурит. Мой дружок. Сволочь первостатейная. Надо сказать, в плохое место ты попал. Одесса — гнилой угол. Кого только тут нет! Вся контра собралась из разных городов. И белые, и петлюровцы, и поляки. Каких хочешь цветов. Ну, недолго им куковать. Значит, подашь мне знак. Ну… хоть на чай дашь при выходе, какую-нибудь монету. Я уж буду знать, что можно подавать экипаж.

— А не плюнуть нам на паспорта?

— Нельзя. Сразу откроешься. Подумай сам. Человек не берет паспорт и в номере не живет. Что-то не так. А тут некоторое время не хватятся. Скажешь портье, что уезжаешь на прогулку. Все нормально. Ты же пока вне подозрений?

— Как будто.

— Ну, до скорого.

Лобода осторожно приоткрыл дверь, оглядел пустой коридор и исчез.

14

Алек вышел из гостиницы. Надо было осмотреться, привыкнуть к окружающей обстановке, хотя бы примерно узнать расположение центральных улиц, послушать, что говорят. Айна хотела пойти с ним, но он уговорил ее остаться.

Он шел не торопясь по приморскому бульвару в своем отлично сшитом костюме, ослепительно белой рубашке, с галстуком цвета бордо, светловолосый, высокий.

Солнце уже зашло за дома. Пахло цветами, водорослями, углем, обычными запахами приморского бульвара. Дневная жара спала, и люди снова заполнили улицы. Алек вышел на Екатерининскую площадь. Девчонка-украинка на углу продавала цветы. Он бросил ей несколько пенсов, и она протянула ему гвоздику.

Алек дошел до кафе «Фанкони», занял столик под полосатым тентом, заказал виноградный сок и английскую газету. Таковой не оказалось. Ему принесли французскую. Он лениво просматривал хвастливую болтовню оккупантов, прислушивался к тому, что говорят за соседними столиками. Здесь говорили шепотом, но обрывки разговоров и отдельные слова долетали до него:

— Фридлендер взял два вагона…

— Говорят, что все надо продавать. Скоро…

— Его превосходительство господин Мочалов не советует связываться с Вечерниковым… Лучше брать у него… Табак отличный…

— Можно долларами…

— Господин Кривошеин будет… Крупное дело…

Казалось, что все находящиеся в кафе что-то покупают и продают. Отдельно сидели французские моряки с броненосца «Мирабо», пехотные румынские, польские и греческие офицеры. Они громко разговаривали, смеялись, не обращая внимания на окружающих. По тому, как низко склонялись перед ними официанты, Алек понял, что расплачиваются офицеры валютой. Валюта — мечта одесситов! Это чувствовалось во всем.

Ему надоело слушать алчный шепот, стук костяшек, — за соседним столиком играли в домино, — он кивнул официанту, положил деньги на стол и, вдев гвоздику в петличку пиджака, что придало ему еще более щеголеватый вид, пошел дальше. С бульвара доносились звуки духового оркестра, небо сделалось темно-синим, начинался вечерний «променад». По улице протопал отряд сенегальцев. Публика останавливалась, с любопытством пялила на них глаза, удивляясь блестящей черной коже солдат, обменивалась репликами:

— Как головешки! Надо же! Я бы никогда не поцеловалась с таким…

— Зачем их сюда только привезли?

— Генерал Энно сказал, что они никогда не станут большевиками. Матросы на кораблях ненадежны…

— Тише вы!

Зажигались огни ресторанчиков, ночных кабаре, игорных клубов. Алек вышел на Ришельевскую. Здесь было не так людно, как на Дерибасовской и бульваре. Он решил сделать маленький круг, а затем вернуться в гостиницу. Он завернул за угол. Навстречу ему шел статный офицер с дамой. Они медленно приближались. Военный что-то, смеясь, рассказывал своей спутнице. Алек отступил на шаг, чтобы дать им пройти, но вдруг офицер бросился к нему и крепко схватил за руку.

— Тина! — закричал он. — Смотри, наш старый знакомый, Алексей Чибисов!

Потребовалась одна секунда, чтобы Алек узнал офицера и его даму. Марк Буткевич и Тина Подгоецкая! Марк — в военной форме, в чине поручика, Тина — немного располневшая, но такая же привлекательная, как прежде, с синими дерзкими глазами.

Вторая секунда ушла на то, чтобы опустить руку в карман, нащупать там пистолет, подаренный ему Карачалы, и принять решение: «Стрелять и бежать!» — но тут же пришла третья секунда, начисто отметающая эту нелепую мысль. Пропадет Айна! Не признаваться! Вот что спасет его и ее.

— Ты что же не узнал нас, Чибисов? Не рад встрече с друзьями детства? — издевательски произнес Буткевич, оглядываясь по сторонам и цепко держа за руку Алека. — Ну, сейчас мы отметим это событие.

Алек сделал сердитое, непонимающее лицо, резко вырвал руку.

— Стоять на месте! Не двигаться! — крикнул Буткевич, выхватывая из кобуры наган. — Сейчас, сейчас…

Он оглядывал улицу в надежде найти кого-нибудь, кто смог бы прийти ему на помощь.

— J can’t understand[29]… — возмущенно воскликнул Алек по-английски, не обращая внимания на револьвер, упирающийся ему в живот.