Пеструхин засмеялся:

— Дураки, право слово, дураки. И тот старый и этот малый! Кто тебе посоветовал? Дракон? Заработаете от жилетки рукава. Копейку на аршин. Если бы со мной был в паре, кое-чему я тебя бы научил. Вот так, друг.

— В следующий рейс с тобой на пару, Петя… Возьмешь?

— Не следовало бы… Ну да ладно, возьму. Только ты смотри, больше ни с кем… Понял? Рассчитывать буду, — проговорил Пеструхин, ставя кружку на бачок и направляясь в форпик.

Пеструхин знает! Эта мысль не давала покоя Алексею. Надо немедленно сказать об этом Лободе. Он тихо прошелся по палубе, поднялся к трапу. Боцман стоял у площадки, курил. Увидя Алексея, он удивленно спросил:

— Все в порядке? Почему не спишь? Спать надо.

— Пеструхин видел! — прошептал Чибисов.

Боцман со злостью кинул окурок за борт.

— Видел, говоришь? Не может быть! Ну-ка, расскажи все, как было.

Алексей подробно описал свою встречу с матросом, повторил то, что он сказал ему. Лицо Лободы стало хмурым и озабоченным.

— Вылез из форпика попить воды… — проговорил боцман. — Думаю, что случайность. В форпике на час-полтора работы… Он поверил тебе?

— По-моему, поверил.

— Значит, так, — после некоторого раздумья сказал Лобода. — Будем придерживаться этой сказки. Ты ему, если зайдет еще разговор, скажи, что у боцмана заказ есть на материалы в Риге, поэтому ты и согласился. Заказ — дело верное, да и как боцману откажешь? Он, мол, сам предложил. Вот так… — Лобода несколько секунд подумал. — Ну, а если попадемся… Ты знать ничего не знаешь, ведать не ведаешь. Врет, мол, Пеструхин. Утром я мешки из чемодана выну и начну оплетать их смоленым концом, как будто новые кранцы[7] делаю. Ни один черт не догадается! Придем в Ригу, при швартовке кранцы за борт, и вся недолга. Тебя на оплетку завтра поставлю. Работать нужно быстро. А сейчас иди спать. Вот-вот Петька вернется.

Алексей ушел в кубрик успокоенный. План боцмана ему понравился. Пеструхин все еще гремел ведрами в форпике. Алексей улегся в койку. Сон не шел. В голове теснились мысли о событиях сегодняшнего дня.

Утром свободный Пеструхин отправился в город. Боцман вызвал Алексея в подшкиперскую. С подволока спускались два начатых кранца. Лобода времени не терял.

— Давай делай побыстрее, Алеша. Один я, другой ты. Пока твой напарник с берега не вернулся.

Они принялись работать. Скоро брезентовые мешки с литературой виднелись только снизу. Получились красивые, оплетенные смоляными концами шары.

— Самое трудное, Алеша, впереди, — говорил боцман, ловко затягивая петли, — «Бирута» под подозрением. Где-то, видимо, есть провокатор. Где и кто, установить пока не удалось. Когда ты брал литературу, тебя никто ни о чем не спрашивал? Ты не назвался?

Алексей старался припомнить, восстановить в памяти каждую мелочь.

— Нет. Я сказал пароль, и все. Но они знали, что я с «Бируты». Ждали прихода судна в Лондон.

— Так, так… Там должны быть надежные люди, но кто его знает, возможно, и туда проникла какая-нибудь сволочь. У третьего отделения щупальца длинные… В общем, не стоит гадать. Если придем в Ригу и нас встретят, значит, что-то неладно.

К вечеру оба кранца были готовы. Боцман бросил их в угол подшкиперской.

— Выходим на швартовку, ты берешь один, я — второй. По команде с мостика или по обстановке спускаем за борт, поближе к форштевню, так, чтобы судно на них не очень давило, привязываем и уходим. Пусть ищут.

Вернулся из города Пеструхин. В руках он держал небольшой пакет. Матрос таинственно подмигнул Алексею и, показывая на сверток, тихо сказал:

— Видал? Вот и все. А ты какие-то отрезы. И прятать легко, понял?

— Здорово! — неискренне восхитился Алексей. — Правда, надо было мне сразу с тобой… А что это?

— Следующий раз, — покровительственно похлопал Пеструхин Алексея по плечу. — Много будешь знать — скоро состаришься.

Он скрылся в кубрике и долго копался где-то в самом носу. Чибисов не стал ему мешать.

Алексей заметил, что кочегары и матросы приходили с берега с пакетами. Одни с большими, другие с маленькими. Он вспомнил рассказы старого Круминьша. Все понемногу «промышляют» контрабандой. Жалованья не хватает, особенно семейным.

«Бирута» погрузила стальные листы и пошла в обратный рейс. Казалось, Пеструхин забыл про чемодан и Алексею о нем не напоминал. Только один раз, когда Лобода изругал Петьку за плохо выкрашенные ведра, матрос нагло, чего обычно не бывало, сказал:

— Ты, Васильич, особенно-то не разоряйся. Мы тоже кое-что знаем, да молчим. Не ровен час, проболтаюсь по пьянке где не нужно, а?

— Давай чеши языком больше, — проворчал боцман. — Одно другого не касается. Будешь болтать о чем не надо, так моряки тебе все ребра пересчитают. Забудешь дорогу на пароход. Ведра перекрась. Сам видишь, огрехи.