Это способствовало тому, что сразу же после принятия Конституции 1947 г. правящие круги страны развернули массовую идеологическую кампанию «по сохранению кокутай» и стали произвольно трактовать ряд положений новой конституции, касающихся японского государственного строя. Так, премьер-министр Иосида заявил на заседании парламента, что новое положение об «императоре — символе единства народа» якобы совпадает с давно утвердившимся представлением японского народа о том, что император символизирует собой японскую государственность, и не противоречит традиционным воззрениям на монархическое правление в стране как «на возникшую естественным путем» форму японского государства (цит. по [25, с. 67]). В научных кругах развернулась дискуссия по поводу «кокутай», основными оппонентами в которой выступили проф. Сасаки Соити, указывавший на изменения в характере «кокутай» [20, 1946, № 11], и возражавший ему профессор Вацудзи Тэцуро [19, 1947, № 3]. Т. Вацудзи, как и другие поборники сохранения «кокутай», уклоняясь от четкого определения этого понятия и пользуясь его многозначностью, доказывал, что новое определение значения императора вполне укладывается в русло довоенных традиций. Он писал, что император символизирует не политическое, а культурное единство японского народа, который составляет «культурное сообщество в языке, истории, обычаях и других проявлениях культурной жизни» (цит. по [25, с. 67–68]). Именно этот тезис Т. Вацудзи был подхвачен и развит последующими идеологами послевоенного тэнноизма. Таким образом, после отмены абсолютистской императорской системы начались поиск и разработка нового оформления, модификации в соответствии с изменившейся обстановкой тэнноизма. Термин «кокутай» со временем исчез из употребления в официальных доктринах, однако это не значало отказа от навязывания послевоенному обществу содержащихся в концентрированном виде в этом понятии националистических установок.

Началась контролируемая правительством деятельность по восстановлению престижа, императора, по приспособлению к новым условиям. Марк Гейн, бывший свидетелем одной из первых встреч императора Хирохито с простыми японцами (26 марта 1946 г.), записал в своем дневнике: «Это был памятный день, ибо я своими глазами наблюдал политическую реставрацию в действии. Смысл существования императора как божества был сведен на нет в день капитуляции. Теперь группа старых, проницательных людей, окружавших императора, создавала новый миф — миф о демократическом монархе, заботящемся о благе своего народа» [1, с. 178].

Можно выделить три этапа в процессе возрождения тэнноизма после вступления в силу Конституции 1947 г.

Временные рамки первого этапа включают примерно конец 40-х — первую половину 60-х годов. Это был период наиболее низкого падения престижа императора. В целом с точки зрения возрождения тэнноизма это двадцатилетие можно охарактеризовать как период поиска новых средств, форм и методов использования «символической» императорской системы и их апробирования в официальной политике идейно-психологического воздействия на массы. Изыскивались пути к налаживанию и укреплению модифицированных по сравнению с довоенным периодом связей между императором и его бывшими подданными, ставшими формально «суверенными» гражданами. Исподволь создавались условия для возрождения культа императора, но не в качестве божественного верховного правителя, окруженного мистическим ореолом, неприкосновенного, отдаленного от простых японцев системой табу, обеспечивавшей «поклонение на-почтительном расстоянии», как это было до 1945 г., а как «скромного, близкого к народу» конституционного монарха. Именно с целью создания среди населения образа «народного» императора в 40—50-е годы организуется целая серия поездок императора в сопровождении членов его семьи по стране, включая самые отдаленные ее уголки. С 1 января 1948 г. вновь вводится практика общения с народом, когда на Новый год и в свой день рождения император и его семья приветствуют всех являющихся с поздравлениями в императорский дворец в Токио [25, с. 74].

Средства массовой информации стали широко освещать также возобновленные в 50-е годы традиционные дворцовые поэтические состязания, обставляемые с особым церемониалом торжественные приемы в императорском дворце знаменитых деятелей культуры и искусства, наиболее именитых из которых император собственноручно награждает специально утвержденными для этого случая почетными орденами. В этот период официальное идеологическое оформление культа императора не принимает форму развернутой концепции, а ограничивается лишь популяризацией «нового» образа императора, непричастного к политике, стоящего над всеми классами и слоями японского общества.

Под прикрытием пропаганды такой «аполитичности» император начинает с 50-х годов постепенно осуществлять многи функции, выходящие за рамки его обязанностей чисто процедурного порядка, предусмотренных конституцией. Так, произносимое им «приветственное слово» («о-котоба»), которым от коывается церемония начала заседания парламента, все болеё наполняется реальными политическими оценками [25, с. 74]. в 1955 г. при Либерально-демократической партии (был создан ко-митет по пересмотру конституции; одной из его основных задач стало рассмотрение вопроса о наделении императора некоторыми прерогативами высшей политической власти.

Но главным направлением возрождения тэнноизма было движение за восстановление синто в качестве государственной ре-лиги и.

Поскольку синто всегда делало упор не на догматику, а на ритуальную сторону, то сохранение после поражения в войне многих обрядов синто, которые ранее служили распространению в массах культа императора, милитаристских, шовини-1 стических настроений, рассматривалось синтоистскими служителями как главная гарантия возможности начала деятельности по возрождению политической роли синтоизма.

В документе, подготовленном Синтоистским комитетом публикаций для состоявшегося в 1958 г. IX Международного конгресса по истории религий, отречение императора от божественного происхождения расценивалось как факт, влекущий за собой новации лишь внешнего свойства, не затрагивающий духовных основ синто, так как оно не вызвало больших изменений в мистических обрядах синто императорского дворца и храмового синто. «Одной из достопримечательных особенностей синто как религии, — отмечалось в указанном документе, — являлось то, что эти формы синтоистской веры не связаны догматами и священными предписаниями, а воспроизводятся посредством традиционного ритуала, поэтому и раны, нанесенные этой переменой (публичным заявлением императора о том, что он простой смертный. — Т. С.-Н.), не являются глубокими до тех пор, пока нет больших изменений в отправлении религиозных ритуалов» (цит. по [36, с. 40]).

В этой связи, поскольку император продолжал отправлять те же обряды, что и до отделения ритуалов императорского двора от государства, хотя юридически это и считалось его частным делом, большинством простых японцев император не переставал восприниматься как первосвященник национальной религии Японии. Поэтому и после его отречения от божественного происхождения оставались основания для культивирования почитания императора как фигуры, олицетворявшей традиционную духовную культуру, что позволило конституционному монарху Японии сохранить в трансформированном виде свое центральное место в системе националистической символики.