Я всегда гордился старшим братом папы – дядей Востиком, который не согласился после войны остаться работать главным переводчиком в Германии (он в совершенстве владел немецким языком). Позже он (член Союза писателей СССР с 1956 года) стал небезызвестным писателем (поэтом-прозаиком) и долгие годы работал в редакции журнала «Гракан Адрбеджан».

Очень гордился я и тётей (сестрой папы), которая спасла тысячи жизней во время войны, а вернувшись, долгие годы возглавляла одну из крупнейших больниц в Ереване в должности главврача, будучи одновременно депутатом и преподавателем в мединституте.

Ну а о младшем брате отца особо ничего не вспоминается. Не почувствовал я в нём родственных отношений.

По возвращении из армии отец с мамой поженились. Мама к тому времени уже имела за плечами диплом медицинского института, и папа, не желая отставать от неё, поступил и заочно окончил Московский институт народного хозяйства им. Г. В. Плеханова. Я всегда удивлялся трудолюбию и целеустремлённости моих родителей. Ведь отец после армянской школы обучался в институте на русском языке.

Таким образом, ни деда своего, ни бабушку с отцовской стороны я никогда не видел. Знаю их по единственной фотографии, и ещё то, что мой дедушка был школьным учителем.

Мама выросла не в богатой, но в более обеспеченной семье. Она была единственной дочерью и во всём помогала родителям. Старший брат её погиб на фронте в боях под Тулой. Когда получили похоронку, они с соседями и родственниками скрыли от родителей его гибель. Долгие годы бабушка считала его пропавшим без вести. Дедушка – до конца жизни. И лишь назначенная бабушке пенсия за погибшего сына вынудила рассказать ей правду. Я до сих пор помню тот истерический плач, когда об этом стало известно всем…

Дедушку и бабушку мы очень любили и уважали. Они были у меня единственными. Отец искренне относился к ним как к родным родителям. Да и папа был для них полноправным старшим сыном, без него не могло быть никаких «семейных советов». Решения деда не подлежали обсуждению.

Дед и бабушка были из иранских армян. Они пережили всё: детство без детства, взлёты и падения, безжалостную резню армян в период геноцида, когда ночью пришлось бежать из родного дома в Шуше, оставив всё заработанное годами, голод 20-х годов, разлуку до конца жизни с многими родными и близкими, которые, не успев поменять паспорта на советские, волей судьбы остались на иранской территории…

Но я никогда не видел своего деда унылым, потерявшим надежду, желания, веру в счастливый завтрашний день. Он никогда не был рабом денег. Это был необыкновенно добрый и щедрый человек. В период голода 20-х дед не дал пострадать ни одному из родственников, друзей, знакомых, соседей… да просто всем, кого знал. Всё его состояние было потрачено на безумно дорогой в те времена хлеб. Он работал до последнего дня своей жизни, чтобы никогда не быть зависимым от кого бы то ни было и иметь возможность по мелочам радовать своих внуков. Последние 10–12 лет дед работал сторожем в небольшом гараже грузовых автомобилей.

Его знали и уважали все. Будучи не самым старшим из братьев, он всё же возглавлял весь наш род. За советом к этому малограмотному человеку приходили самые дальние родственники. Мне казалось, что он знал всех армян в городе.

Как-то был такой случай:

Его младший сын Вова (для меня по возрасту он был скорее старшим братом, чем дядей) привёл свою девушку Эрмину – познакомить с семьёй и получить официальное разрешение ухаживать за ней. Естественно, на торжественные смотрины собрались все со своими семьями. Е1осле роскошного ужина, пока Вова отвозил свою девушку домой, за столом стояла тишина, и все ждали решения деда… Он повернул голову в сторону моего отца и спросил его мнение. Ответ был положительный. Дед, подумав, сказал:

– У неё хорошие родители, она из хорошей семьи, и о них неплохо отзываются… Но почему-то армяне не особенно общаются с ними. Видимо, в прошлом их предки как-то и в чём-то не совсем правильно повели себя. Девушка хорошая и вела себя очень естественно. Пусть ухаживает, а после сватовства она станет невестой моего сына.

Очень часто дедушка просил меня перечитывать ему рассказ Ованеса Туманяна «Гикор».

Однажды я набрался смелости спросить у него:

– А почему ты всегда просишь почитать тебе именно эту печальную историю?

– Это моя жизнь, моё детство, – ответил дед. – Жили впроголодь, и, чтобы я был сыт и мог чему-то научиться, меня тоже отдали батрачить на хозяина… Вся разница в том, что Гикор умер, а мой хозяин оказался человечнее и, когда я заболел, не поскупился на врача.

Формально женился он, когда бабушке было 14 лет, сам её вырастил, и гораздо позже она стала ему женой. Это были какие-то необъяснимые отношения: нечто гораздо высшее, чем просто любовь. Преданность, верность, надёжность, уважение друг к другу… Да я не могу найти слов, чтобы описать их отношения! Официально они расписались, когда деду было под 70 лет, да и то в силу бюрократической необходимости. Все шутили: «Надо старикам хорошую свадьбу сыграть».