Шрифт:
Небо затягивалось черными тучами. У дверей Абди- аги — толпа оборванных людей. Согнувшись в три погибели, они прижались друг к другу и дрожат от холода. Только Доне стоит в стороне. Люди ждут Абди-агу. Он должен выйти к ним и что-то сказать. И вот показалась его голова с острой бородкой, в руках аги длинные четки из девяноста девяти косточек; на голове ермолка из верблюжьего меха.
— Опять вам нечего жрать? — спросил он.
Никто не ответил.
Позади толпы он увидел одиноко стоящую Доне.
— Доне! — крикнул он ей. — Ты ступай домой! Тебе я и зернышка не дам. Ступай домой, Доне! До сих пор из моей деревни, с моего двора никто не убегал в другую деревню, не батрачил у других людей. Это придумал твой мальчишка. Ступай домой…
После этого он обратился к толпе:
— А вы идите за мною, — и вынул из широких штанов связку ключей. Достал из кармана пиджака тетрадь.
Собравшись с силами, Доне крикнула ему вслед:
— Ага, мой сын — слабый ребенок… Не дай умереть нам с голоду…
Ага остановился, повернулся к Доне. Остановились и повернули головы люди.
— Ребенок должен быть ребенком, — ответил ага. — С тех пор как я себя помню, никто еще не убегал из Деирменолука и не батрачил в другом месте. И не сделает этого… Ступай домой, Доне!
Абди-ага открыл дверь амбара; оттуда повеяло теплом и пыльной пшеницей. Он встал у двери и сказал:
— Слушайте меня. Никто из вас не даст Доне ни зернышка. Пусть умирает с голоду. До сих пор в нашей деревне никто не умирал с голоду. Она умрет. Или продаст что-нибудь, если у нее есть что продать. Если вы дадите и я узнаю об этом, я приду и отберу то, что дал. Тогда не говорите, что не знали…
Послышались голоса:
— Ведь нам самим не хватит…
— Ведь нам самим не хватит…
— Ведь не хватит…
— Какой там Доне…
— Не надо было сыну Доне убегать, — со злобой крикнула какая-то женщина. — Какое нам дело! Пусть теперь умирает с голоду.
Каждый возвратился домой с мешком за спиной. В мешке были смешаны рожь, пшеница и ячмень. Мельница находилась на другом конце деревни, недалеко от большого чинара. Она давно не работала, а теперь вот уже второй день все перед мельницей запружено мешками. Для Безухого Исмаила наступили добрые времена.
К вечеру в домах запахло горячим хлебом.
Дурмушу Али — шестьдесят лет. Он самый рослый человек в деревне, крепкий, как могучий чинар. На крупном лице его блестят маленькие глазки. За всю свою жизнь он не надел на ноги обуви. Черные, толстые, изрытые глубокими трещинами ступни огромных ног не нуждались в обуви. Да ему и не подобрать ничего по размеру, таких чарыков не найти. Но если бы он пожелал, он мог бы, конечно, иметь чарыки. Когда ему об этом говорили, он ничего не отвечал, только ругался.
Одна из женщин месит тесто, другая раскатывает, а третья печет что-то на противне. Справа от женщины, которая печет, лежат толстые румяные лепешки. Али с аппетитом съел две лепешки. На глаза у него навернулись слезы.
— Жена, мне еда в горло не идет.
— Почему, Али? — удивленно спросила она.
— Семья нашего Ибрагима… Я никак не могу забыть вчерашний день, этого гяура Абди. Он прогнал Доне. Не дал ей ни зернышка.
— Жаль их. Был бы жив Ибрагим…
— Абди и нам наказал, чтобы и мы…
— Слышала…
— Но разве можно, чтобы в такой большой деревне у всех на глазах два человека умерли с голоду? — сказал Али.
Али рассердился и кричал во весь голос, так что его было слышно на другом конце деревни:
— Ну-ка жена, вставай, заверни в узелок побольше лепешек! А в мешочек насыпь эльчек [13] муки! Я снесу это семье Ибрагима.
Женщина стряхнула муку с передника и отошла от доски, на которой раскатывала тесто.
Шумя, словно ветвистое дерево под порывами ветра, Али с мешочком и узелком в руках быстро вышел из дому. Успокоился он, только когда подошел к дому Доне.
13
Эльчек — мера сыпучих тел, около 6,5 кг. — Прим, перев.
— Доне! Доне! — крикнул Али. — Открой!
Доне с сыном, съежившись, лежали около потухшего огня неподвижные, как камни.
— Доне! Доне! — крикнул Али еще раз.
Доне узнала голос, собралась с силами и с трудом встала. Она подошла к двери и неохотно открыла:
— Заходи, Али-ага.
— Чего заставляешь два часа ждать на дворе?
— Проходи в дом, ага, — повторила Доне.
Али нагнулся и вошел.
— А почему у тебя не горит очаг?
Злой огонек сверкнул в глазах Мемеда. Но, как только он увидел добрые, улыбающиеся глаза Али, огонек тотчас исчез.