Клара поспешила его включить.

— Сейчас будет теплее…

По искусственным дровам побежали, как настоящие, язычки пламени.

— Привидения у вас водятся?

— Привидения?.. — переспросила она. — Пожалуй, нет, разве что захаживают попозировать упыри и прочие с денежными мешками вурдалаки…

— И пьют кровушку! — предположил я с готовностью.

— Случается и такое! — улыбнулась, насколько можно было судить, Клара. — Зато хорошо платят. Пишу их портреты, кого в римской тоге, кого конквистадором в панцире железном и обязательно на коне. Народу нравится…

Глаза начали понемногу привыкать. Мое внимание привлек стоявший в стороне мольберт с незаконченной, по-видимому, картиной. Изображение на холсте, впрочем довольно неясное, показалось мне чем-то знакомым.

— Можно взглянуть?

— Обычно незаконченную работу я не показываю…

Взяв со стола, Клара протянула мне простой круглый подсвечник, из чего я сделал вывод, что мой случай не совсем обычный. Поджог фитиль и дал свече разгореться. Картина поразила меня навылет, как всадника на полном скаку. Не берусь судить, состоит ли Вселенная из струн, но что-то, что вибрирует в душе, существует, попадая с другими душами в резонанс. С обтянутого холстом картона на меня смотрело лицо…

Голос сел, я дал петуха.

— Кто… кто вас надоумил изобразить такое!

И хотя вопросом мои слова не были, Клара ответила:

— Где-то подсмотрела…

— На обложке моего первого изданного романа…

Как тесен мир, как мало в нем случайностей! Теперь это кажется кощунственным, но тогда идея совместить половину лика святого с половиной морды дьявола представлялась блестящей. Она принадлежала мне. Роман был о добре и зле, я писал о том, что единственным полем битвы между светлыми и темными силами служит человеческая душа. Картинка на обложке эту мысль прекрасно иллюстрировала. Выполнивший ее художник не был стойким в вере христианином, но колебался, предлагал другие варианты. Согласился лишь тогда, когда я сказал, что беру грех на себя. И перекрестился. И взял. И заплатил за это сполна.

— Так вы писатель? — удивилась Клара.

Нет, думал я, это не может быть совпадением! Стоял, разглядывая блаженное и одновременно иезуитски ухмылявшееся лицо. Встреча с прошлым — знак на моем пути, оставалось только понять, куда этот путь ведет. Не заметив того, я сделал по жизни круг. О том же свидетельствовали и всплывшие в сознании имена Маврикия и Гвоздиллы, возвращавшие меня к тому, чем я жил двадцать лет назад.

— Да, так уж получилось…

— И о чем же вы пишете?

Колеблющийся свет рисовал ее лицо тенями. — Тут мы с вами похожи: о жизни, которой сам не живу! А картину эту надо уничтожить…

— С чего бы вдруг? — вскинулась Клара.

— С того, — отвернулся я от мольберта, — что изображать дьявола — грех, а совмещать его рыло с ликом святого и подавно! Не хочу, чтобы и вам пришлось платить за собственную глупость. Хотя книга, она была первой, мне дорога, вы не увидите ее обложку на моем сайте, я ото всех ее прячу. Поверьте, Клара, иногда стоит прислушаться к тому, что вам говорят…

— О Господи, — вздохнула она и отняла у меня подсвечник, — еще один умалишенный на мою голову! Что за планида такая, не встречать по жизни нормальных мужиков…

Вернувшись к камину, я подобрал с кресла плащ и начал его натягивать.

— На улице третий час ночи… — заметила Клара, как если бы говорила в пространство. Не пригласила остаться, сообщила.

— Прогуляюсь, прочищу мозги… — заметил я, как если бы был этим пространством. Правила игры обязывали: не напрашивался, проинформировал.

Тут же вспомнил, что в кармане плаща две сотни, а из документов визитная карточка, так что дышать свежим воздухом придется до открытия метро. В каком районе Москвы находился, представлял слабо.

— А как же брудершафт? — спросила Клара. — Сами же предложили! С этими чертовыми подарками весь день металась по городу, как кошка угорелая, имею право отдохнуть. Или вы обиделись на умалишенного? Не стоит, ничего плохого сказать не хотела. Дело в том, что мой муж…

Запнулась. Давая понять, что продолжения не жду, я начал было стаскивать плащ, но она продолжила:

— …мой покойный муж, был флейтистом. Когда он умер, для нас обоих его уход стал облегчением. О таких вещах не принято говорить, но порой играющие на этом инструменте музыканты сходят с резьбы. Им с такой силой приходится дуть в проклятую дудку, что мозгу не хватает кислорода…

Ее неожиданная откровенность удивила. Чтобы сказать такое первому встречному, надо быть очень одиноким человеком. А я, сволочь такая, думал, что неплохо бы, прежде чем забуду, историю про флейтиста записать. Деталь, конечно, мелкая, но именно такие подробности способны придать живость и правдивость тексту. Со мной всегда так, если появляется хорошая мысль, надо сразу же ее на бумагу. Бывает, засыпаешь, а тут новый поворот сюжета. Приходится отдирать себя от койки, потому что к утру все из памяти сотрется.