— А историю Армении они проходят? — спросил Аслан.

— А кому она нужна, история Армении? — возразил учитель с улыбкой, — ведь все армянские цари были язычниками!

Аслан ничего не ответил. Достопочтенный решил, что посетитель остался весьма доволен школой и потому осмелился спросить:

— Вы, сударь, кажется, доктор?

— Да, я врач.

— Должен сказать вам… нос мой… уж очень беспокоит меня.

И он принялся ковырять указательным пальцем в правой ноздре. Аслан посмотрел ему в лицо и ответил:

— Поменьше пейте водки, и все пройдет.

Мы вышли из класса. У дверей мы заметили двух наказанных учеников: они стояли в застывшей позе голыми коленями на мелком, режущем щебне, держа в руках по большому кирпичу, Третий ученик стоял рядом с палкой в руках и следил, чтоб они не изменили положения.

— В чем провинились эти несчастные дети? — спросил Аслан.

— Я, сударь, приказал моим питомцам, чтоб они вне школы ни с кем не разговаривали, даже с родными, словом, постоянно хранили молчание — ведь молчание главный признак скромности… А они, мерзавцы, нарушили мой приказ.

— А как вы узнали?

На лице учителя вновь мелькнула обычная улыбка. И налитые кровью глаза на сей раз совершенно исчезли за толстыми веками. Все морщинки лица волнами набежали на глаза и заслонили их.

— Я, сударь, все знаю, от меня ничего не скроешь — ответил достопочтенный с особым хвастовством. — Если я заподозрю кого-то, кто нарушил наказ, у того я измеряю рот и тотчас же узнаю: говорил он вне школы, или нет.

— Следовательно, у того, кто говорил, рот увеличивается?

— Ну, конечно, сударь, увеличивается.

Аслан на этот раз не в силах был удержаться от смеха. Достопочтенный решил, что его блестящее открытие поразило доктора, набрался храбрости и обратился к мастеру Фаносу, за все время не проронившему ни слова:

— Вы, мастер, можете подтвердить, какие у меня ученики. Могут ли найтись еще такие?

— Конечно, нет, — язвительно заметил Фанос, — подобных учеников воспитать можете только вы…

Достопочтенный принял его ответ за чистую монету.

Мы вышли из школы под весьма тяжелым впечатлением.

В школе тер Тодика было многое множество правил и строгостей, но там никому не приходило в голову измерять рот ученика с целью проверить, не разговаривал ли он вне школы.

— Как я ни старался удалить этого мерзавца из школы — ничего не вышло, — сказал на улице мастер Фанос.

— Почему?

— У него много сильных покровителей — его преосвященство и губернатор-паша.

— А что ж они находят в этом негодяе, почему защищают его?

— Именно потому, что он негодяй. Вы не сыщете человека более безнравственного и испорченного. Он в полном смысле — преступник, Его следовало б стереть с лица земли.

Представьте себе: по вечерам он берет с собой учеников к паше; они остаются там всю ночь — поют, пляшут, развлекают пашу..

— Да, высокой нравственности научатся они там… — произнес Аслан с отвращением.

— Паша не знал, что у армянских детей приятные голоса, Что они умеют петь красивые песни. Раз, ночью, он был в гостях у его преосвященства и приметил юных певцов. Узнав, что дети понравились паше, его преосвященство приказал Симону отправлять во дворец лучших певцов каждый раз, как потребует паша.

— А родители разве не протестуют?

— Они такие же мерзавцы, если не хуже; они считают особой честью, что их дети служат украшением пиров у паши.

Было уже за полдень, когда мы вернулись домой. Аслан удалился в свою комнату, мастер Фанос — в красильню. А я спустился в сад полакомиться фруктами.

Однажды утром Аслан объявил мне, что ему в этот день назначена аудиенция у губернатора, и он намерен взять меня с собой. Я очень обрадовался: никогда не приходилось мне видеть турецких сановников.

Губернатор-пашa жил в городе, точнее в крепости. От Айгестана было недалеко, тем менее пашa прислал за нами верховых коней в роскошной азиатской сбруе, в сопровождении двух гавазов [47] .

Мы тронулись в путь; гавазы ехали впереди. Хотя христианам запрещено было въезжать в город на лошадях, но губернатор сделал исключение, желая оказать особый почет прибывшему в его город гостю.

Город произвел на меня чарующее впечатление — быть может оттого, что мне впервые приводилось видеть такой обширный населенный пункт.