— Я тебя доведу до «Камня со щелью», а оттуда дорога идет прямо до самого Хана-Сора:

— А ты сама потом как одна вернешься домой?

— Я? Я и ночью не боюсь ходить одна по горам, — ответила она с улыбкой.

— А наши поехали верхом?

— Нет, они пешком пошли.

— А я то, тогда, почему еду верхом? — Тогда и я пойду пешком.

Я сказал Мхэ, что лошадь мне не нужна.

— Как не нужна? — воскликнул он с недоумением и досадой, бросив на меня мрачный взгляд. — Об этом надо было раньше подумать и не заставлять зря трудиться, — добавил он,

— Что, он с ума сошел, что ли? — спросил я, когда Мхэ отошел.

— Он очень славный человек, но только любит ворчать, и без этого никак не может обойтись, особенно, когда ему что-нибудь не нравится.

К «Камню со щелью» вела узенькая тропинка, которая вилась среди холмов и долин.

Маро была одета в простенькое ярко-пестрое платье, которое обыкновенно носят курдские пастушки. Ветер развевал ее чудесные локоны. Самая сильная лань не могла поспорить с ней своей грацией и легкостью. От быстрой ходьбы щеки у нее горели, как алые розы.

Я был очарован ее дикой и легкой грацией. Никогда я не видел таких прекрасных, черных глаз, осененных густыми длинными ресницами с такими тонкими, дугообразными бровями, которые еле заметной черной черточкой соединялись на переносице. Как много уверенности и бодрости в движениях этой подлинной и вольной дочери гор! — думал я. Невольно я сравнивал ее с прелестной Соней, каждое движение которой выражало стыдливость угнетенной и измученной девушки. Какая огромная разница!

По пути мы встретили какую-то кучу камней. Маро наклонилась, взяла камень и кинула на холм. Я спросил, причину этого таинственного поступка. Она ответила, что холм этот называется «могилой влюбленных» и рассказала мне старинное предание. Юноша любил девушку, и она отвечала ему взаимностью, но отец девушки не хотел выдать ее за того, кого она любила. Тогда юноша похитил ее с ее же согласия, и они убежали в горы. Отец погнался за ними, настиг их в этом месте и вонзил свой кинжал в грудь своей дочери. Юноша бросился со скалы и тут же умер. Маро показала у подножия скалы другую кучу камней и добавила — вот там похоронен юноша, а тут девушка. С тех пор и положено, чтоб каждый прохожий бросил камнем в могилу той, которая опозорила своего отца и в того, который любил ее. Они оба прокляты.

— Ты тоже считаешь ее дурной и побиваешь ее могилу камнями? — спросил я.

— А разве не дурно, если девушка идет за чужим юношей против воли своего отца? — ответила она.

— А как же ей быть, если она его любит? Разве любить нехорошо?

Она громко рассмеялась, словно я сказал какую-то невероятную глупость.

— Как же может девушка любить юношу, если ее родители его ненавидят? Ну ладно, пусть любит, но зачем же бежать с ним, с чужим? Разве это не стыдно? — Я хотел возразить, но она не далa мне говорить, сморщив свое прелестное лицо и сказав с досадой:

— Будет тебе говорить о глупостях, надоел мне этот глупый разговор!..

И быстро побежала вперед.

Путь был ей знаком и привычен, поэтому она не чувствовала, что он длинен. А я почти уже устал. Взобравшись на холмик, она стала громко звать:

— Дибо! Дибо!

На ее звучный голос горы отвечали эхом.

Из-за противоположного холма появились какие-то маленькие фигуры, которые быстро подбежали к ней. Это были три почта полуголые девочки. Они пасли барашек и козлят селения К. Маро угостила их хлебом и сыром. Маленькие пастушки с радостью принимали ёе дары и тут же принялись есть.

Я заговорил с одной из них, с той, которую Маро называла Дибо.

— А что ты сделаешь, если волк утащит твоего барашка?

— Соро не даст, — ответила пастушка, сумрачно глядя на меня.

— А кто такой Соро?

Вместо ответа она приложила к губам два пальца и издала свист.

Из-за скалы появился серый пес и, махая хвостом, подбежал к Дибо, покорно ожидая ее распоряжений. Увидя этого зверя, я невольно отступил назад.

— Ты не бойся, — сказала Дибо. — Я скажу, чтоб Соро тебя не трогал.

Маро обняла Дибо и крепко поцеловала ее в обе щечки.

— Ну тут мы расстанемся, — обратился я к Маро.

— А то я доведу тебя до самого Хана-Сора? — весело спросила она. Боюсь, как бы ты не потерял дорогу.

Я ответил, что это будет для нее утомительно, тем более, что солнце уже поднялось довольно высоко и сильно жгло. Я попросил только показать, как мне идти? Она мне объяснила и притом настолько ясно, что мне казалось, я и с закрытыми глазами дойду до назначенного места.

Было видно, что все тропинки в этих горах ей великолепно знакомы. Ей был известен тут каждый ручеек, каждый родник, каждая скала. Даже отдельные группы кустов она узнавала и отличала от других. Она стала на «Камень со щелью» и следила за мной до тех пор, пока я не прошел за холм, который скрыл от меня ее прекрасное лицо.

Солнце было уже в зените, но горная прохлада ослабляла силу его лучей.

Как сладко дышать горным воздухом, напоенным ароматом диких цветов!

За каждым холмом, за каждой долиной открывались передо мной все новые и новые виды — один прекраснее другого. Словно чья-то чудотворная рука расписала чарующие картины. Всюду поверхность земли покрыта высокой свежей зеленью, в которой пестреют тысячи цветов. То тут, то там журчит ручей, стыдливо скрываясь под зеленью, лишь изредка показывая свою серебристую струю и опять скрываясь. Чайки весело порхают над водой. Обращаешь взор к Душманскому ущелью и там виднеются обломки когда-то могущественного неприступного замка. На зубцах одной из уцелевших башен одиноко сидит черный орел и задумчиво смотрит в пропасть, зияющую перед ним. Он сидит неподвижно и величественно. Его зоркий взгляд ищет в ущелье добычу. Я невольно вспоминаю предание. Не он ли тот богатырь, который владел этим замком и которого колдун обратил в орла? Этот богатырь, властитель замка, давил все живое. Где бы он ни появлялся, цветущую землю обращал в безлюдную пустыню… С вершины этой самой башни, где сидит сейчас орел, каждый день перед рассветом бросали в пропасть последнюю жертву. Жертву, у которой владелец замка отнял ее девичью невинность…