Леша сел за стол, снял шапку и, строго посмотрев на Колю, спросил:

— Почему оказались в районе продсклада?

— Я ж тебе объясняю.

— Кто вы такой? Где ваша одежда?

Коля запахнул полу полушубка, под которым виднелась голая грудь и вымазанная в машинном масле рубашка.

— Сжег. Ну, что дальше?

— Документы на стол!

— На! — Коля выложил солдатскую книжку, накладные и требования.

— Напоить задержанного горячим чаем и глаз с него не спускать! — приказал солдатам Алексей, взял со стола бумаги и направился к двери.

— Как был псих ненормальный… — вздохнул Коля.

Коле налили чай, придвинули кружку и хлеб.

— Пей, — сказал солдат, который пришел вместе с ним.

Коля пил горячий чай и грел руки о кружку. Потом привалился спиной к стенке, задремал.

Приснился ему летний луг. На лугу корова смачно жует траву и громко дышит. Подошла к нему, боднула крутым белым лбом в плечо и сказала: «Вставай!».

Он открыл глаза. Леша Горбатов тормошил его.

— Вставай! — Бросил ему на колени гимнастерку и свитер. — Одевайся и пошли!

— Куда? Сколько я проспал?

— Здесь вопросы задаю я! Ну, живее!

Коля натянул свитер, надел поверх него гимнастерку, потом полушубок.

Вышли на улицу. Метель продолжала выть и крутить снежной мглой. Перед караулкой стоял Колин трелевщик с прицепленной платформой, на которой рядом с бочками лежали мешки и ящики с продуктами.

— Сукин ты сын, — сказал Николай.

— Да-а. А то черт бы тебя поспать заставил. Тебе еще пятьдесят кэмэ. На, возьми — бабушкино, последнее…

— Спасибо, Леха.

— Сочтемся… Машка пишет тебе?

— А тебе?

— Ладно, вали отсюдова, пока цел. — Леша хлопнул его по плечу.

Коля влез в кабину урчащего трактора и, махнув на прощанье рукой, рванул с места.

Он погасил свет и перешел в другой класс. Там проверил, прогорела ли печь, закрыл вьюшку. То же самое сделал в красном уголке. И уже собирался уходить, когда заметил в углу гитару. Поколебавшись немного, вытащил и, сдунув пыль, положил на колено. Взял несколько тихих аккордов…

Весной их отряд прорубался к реке. Снег уже сошел, но вода еще стояла высоко. Трактора и тяжелые грузовики по вырубленному берегу размесили такое болото, что ходить можно было только по осклизлым жердям, а чуть в сторону ступишь — провалишься по пояс.

И народу тут откуда-то всякого сразу набралось: инженеры, проектировщики, водолазы. Подтянулись санчасть и склады. К берегу приткнулось несколько катеров и барж. С утра до поздней ночи визжали пилы и стучали топоры — ставили срубы между палатками.

Десантный отряд, в котором был Коля Бурлаков, основное дело свое закончил, но работа все же нашлась и для него. Стлали гати на дорогу, по которой невозможно было проехать из-за подтаявшей мерзлоты. Коля подвозил на трелевщике бревна, солдаты в холодной грязи выше колен укладывали их поперек дороги и сшивали железными скобами. Не пыльная работа, что и говорить.

Следом, прямо по свежей, только что уложенной гати, подпирала колонна тяжелых машин — трехосные грузовики, автокраны, бетоновозчики, цистерны. Все это рычало моторами, воняло пережженной соляркой, гудело и торопило.

Затемно возвращались в свою землянку. Ее построили еще в холода, а теперь сквозь бревна и с потолка сочилась вода и шлепала капелью в подставленные котелки. Сил хватало только стянуть грязные сапоги, размотать мокрые портянки, бросить все это дневальному, чтобы развесил у печки, и завалиться на койку. Спать.

Только легли, поворочались и затихли, вошли трос с фонариками.

Дневальный вскочил:

— Товарищ подполковник!

— Тихо, тихо, не шуми, — Устало сел у стола, снял фуражку. — Всех будить не надо. Давно угомонились?

— Только что, товарищ подполковник.

— Эх, ребятки вы, ребятки мои. Бурлаков где?

— Здесь. Вот его койка, — сказал лейтенант.

Подполковник поднялся, подошел и, присев на койку Бурлакова, потормошил его за плечо:

— Сержант.

— Ну? Какого черта! — отмахнулся Коля.

— Проснись, родной.

— Что такое? — открыл глаза. — Товарищ подполковник? Что случилось?

— Дело есть, сержант: надо гать к рассвету закончить.

Коля застонал невольно:

— Ох, мама…