— Ах ты гад! — Коля кинулся на него, и началась всеобщая свалка.

— Бей слободу!

— Бей зареченских!

Домой он пришел в хорошеньком виде: с разбитым носом, с заплывшим глазом, а главное, в порванной куртку и разодранных штанах. Вся обнова пропала.

Мать с бабкой в это время как раз огород копали. Он хотел проскочить незаметно, но мать его окликнула:

— Коля, а ну-ка иди сюда!

— Господи, боже мой! — заохала бабка. — Опять?

— Коленька, сыночек, что же это? Кто ж тебя так?

Коля молчал, а бабка начала уже расходиться:

— Ну разве ж можно так, ирод ты окаянный? Ведь только что новое все на тебя надели. Где же па тебя напасешься-то, в чем же ты теперь пойдешь? А?! Паразит ты проклятый. Я-то думала, тебе еще на будущий год хватит.

— Подождите, мама. Коля, кто тебя избил?

— Со слободскими опять, небось, дрались? Ну, что молчишь, внучек? С Лешкой Горбатовым дрался? С Лешкой, наверное, с кем же еще!

Коля упрямо молчал.

— Ну ладно, — сказала мама.

Воткнула в землю лопату, подняла телогрейку и, натягивая ее па ходу, зашагала к калитке.

— Наташа! — позвала ее испуганно бабка. — Наташа, ты куда? Постой. Ах ты господи, из-за тебя окаянного, — дала подзатыльник внуку, — как бы до греха не дошло.

Бросила лопату и торопливо засеменила следом за дочерью.

Коля огородами тоже за ними. Видел, как мать широким шагом, не оглядываясь, перешла через мост над вздувшейся желтой рекой и стала подниматься к слободе. За ней, оскальзываясь, поспешала бабушка.

Коля опередил их, спрыгнул с забора во двор Горбатовых и сразу увидел Лешку, который умывался у крыльца, сестра ему из кружки сливала. Увидев Кольку, она тихо пискнула, а Лешка выпрямился и, косо глядя единственным незаплывшим глазом, сжал кулаки.

— Леха, тикай! — сказал Коля. — Мамка моя сюда идет.

Они как раз успели спрятаться за угол сарая, когда мать ногой распахнула калитку. Сквозь щели видели, как навстречу ей вышла с крыльца мать Лешки — Катюша, в той самой кофточке, которую недавно ей подарила Наталья.

— Ну, — спросила Катюша, — что скажешь, подружка?

— Я вот тебе что скажу… — Она задохнулась даже. Коля никогда такой не видел мать: глаза побелели от гнева. — Если кто-нибудь, твои или чей другой, моего еще тронет…

— Ну, чего уж ты так? Пацаны дерутся.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Если кто-нибудь еще моего тронет… — Она схватила вилы, стоявшие у стены сарая, и, перевернув, воткнула их в землю. — Убью. Поняла? Ты меня поняла?

— Поняла, — тихо сказала Катюша.

— Ну вот…

Бабушка подошла сзади к дочери, потянула ее за рукав:

— Пойдем, Наташа, пойдем…

В это время в калитку вошел отец Лешки — широкоплечий мужик в промасленной спецовке — и остановился, немного растерянный.

— Ого! У нас гости? Здравствуй, Наташа.

— Здравствуй.

— Отчего не заходишь в дом?

— Некогда. Огород надо копать. За меня некому. — Мать повернулась и вышла, бабка незаметно за ней.

Лешкин отец спросил:

— Чего она приходила?

Катюша с ленцой пожала плечами и потянулась.

— Лешка где?

— Да тут гдей-то.

— Ты вот что, — сказал Лешкин отец, — кончай Наталью цеплять, поняла?

— Да кто в ней цепляется? Нужна она, бешеная…

— Леха! — позвал отец.

И Лешка сказал Кольке Бурлакову:

— Ладно, вали отсюдова, пока цел.

Прошло еще несколько дней. Раны на физиономии Коли зажили, остались только легкие царапины. В детстве всегда все легко заживает, но не все, к сожалению, забывается…

Как-то вечером он вернулся домой с рыбалки, принес длинную низку хороших подлещиков. Думал, дома обрадуются, но на рыбу только мельком взглянули и отвернулись. Коля сразу почувствовал напряженную обстановку: видно, бабушка и мама ссорились до его прихода, а когда он вошел, замолчали. Коля положил рыбу на стол, а бабушка, отодвинув ее, спросила строго:

— Ты уроки сделал?

— Сейчас доделаю.

Коля пошел к себе в уголок у окошка.

В доме у них с той поры мало что изменилось. Только там, где сейчас стоит телевизор, стояла радиола «Урал». Над ней висели фотографии Колькиного деда, погибшего на войне, и дядьев, которых он тоже никогда не видел, и еще каких-то очень бородатых и добротно одетых прадедов и молоденьких красивых прабабушек…

Мама подошла к радиоле и поставила пластинку: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня…»