На лекции, посвящённой легендарной букве Ё, Нюрку Берестову застукали за передачей записки — “Квартирник в субботу?”. Борис Сигизмундович вознегодовал от души и на нее, и на Решку — ежу было понятно, что записка адресовалась Стрельцовой.

— И ты, Дарьюшка, — покачал головой Борис Сигизмундович в превеликой досаде.

Зато вся группа узнала про квартирник на Черешневой и намылилась мозолить глаза и топтать паркеты в их трёшке — принц стал для них легендой с лёгкой руки Берестовой.

Михал Ильич барахлил всю неделю, и Решка возвращалась домой уставшая и злая, запиралась в комнате и улетала в книги самиздата. Там не нужно было анализировать фонетику каждого буквосочетания, добираться до скрытого смысла (который и сам автор не всегда вкладывал — она по себе знала, балуясь изредка магреализмом и мечтая издать книгу), переводить на латынь или делать фразеологический разбор. А просто наслаждаться другим миром, а еще красотой слов самих по себе — без истории и географии.

Она надеялась однажды тоже оказаться среди них — коммерческих талантливых авторов.

Эрик, выбравший себе вполне логичную фамилию “Солнцев”, был занят созданием личности и трудоустройством.

Хирург из неотложки — Самсон Данилович — неожиданно подсобил на медкомиссии — заявился собственной персоной и рассказал историю о невероятной регенерации. “Моральную картину героя” он тоже нарисовал едва ли не идеальную, в свидетели призвав “Лидочку”, дядю Васю с ласточкиным гипсом на костылях и Тихонову Марию Семёновну — пожилую учительницу, которая была очевидцем аварии и вызвала скорую.

Героем Эрика Солнцева и записали.

Единственным вопросом для комиссии оставалась амнезия.

— И что, что амнезия? — Самсон Данилович довольно воинственно болел за своего протеже, облокотившись о пюпитр спикера.

— Представьте, что в ответственный момент у него случится проблеск подсознания, — возразила веско представительная тетка из центра психологической диагностики.

— Товарищи, а кто тут может абсолютно поручиться за собственное подсознание? — развел руками Самсон Данилович. — Хоть я и по части хирургии, а все ж помню из общего курса — изучено оно слабо. Не будет ли уместным полагаться на точные факты при определении профпригодности кандидата, а не на зыбкие теории?

И прочее, и прочее, и прочее. В конце концов Эрик получил печать “пригоден” в чистенькую трудовую книжку.

Дмитрий Берестов, отец Нюрки, поручился за Эрика лично, да и подсобил как с кадровиками, так и с документами. К четвергу паспорт был уже готов, оставалась лишь проверка жилищно-бытовых условий. Нюрка дала свои соседские показания прямо в отделении МЧС, а вот Решку Александр Константинович — будущий непосредственный начальник Эрика — застал врасплох в четверг же вечером, заявившись в их квартиру на Черешневой без предупреждения.

Нюрка снова была на смене. Эрик ещё не вернулся. Решка блаженно пропадала в стране Коринтии и млела от волшебности слова “бересклет”, натянув на голые ноги гетры, а на шелковую сорочку — коралловый шерстяной свитер, и потягивала кофе с имбирем, когда раздался звонок в дверь.

Решка нахмурилась, но продолжать сидеть под одеялом безответственно: все равно открыть некому. Нехотя напялила тапки и поплелась к двери.

— Иду, иду, — пропыхтела еще из коридора. — Кто там?

— Проверка ЖБУ, Александр Аверин, — деловым тоном объявил мужской голос.

У Решки душа ушла в пятки. На вору шапка горит, называется. Какая еще проверка?.. Да еще и в семь вечера нормального четверга?.. Одёрнула свитер.

— Э-э… а что такое ЖБУ? Мы никого не ждем!

— Решка, — а это уже голос Эрика, — открой, пожалуйста, это я.

Шут гороховый. Ключи так и не сделал. А она его просила, неудобно же!

— Ну, и зачем сочинять про проверку, — сварливо пробурчала Даша, щелкая замком.

Александр Аверин — высокий крепкий мужчина с сединой в курчавых волосах — шагнул внутрь вслед за принцем и кашлянул:

— ЖБУ — значит жилищно-бытовые условия. Вы с гражданином Солнцевым вместе живете?

Даша смешалась и скосолапила ноги по детской привычке.

— Э-э… не совсем верная формулировка — мы соседи по квартире.

Эрик безмятежно разматывал шарф. От обоих несло морозом и вечером.

— Александр Константинович — мой начальник, — любезно пояснил Солнцев. — По уставу он должен проверить, в каких условиях я живу и получить оценку от соседей.

— Какую оценку?

— Морального облика, — усмехнулся Александр Константинович. — Конечно, это уже чисто для проформы, и все же…