Даша была готова Эрика придушить.

— И вырежи своего красавца, я на столе оставил, — долетел приказ по поводу Эриковских фоток.

* * *

Эрик упал на кровать без сил. Если бы Саша и Дмитрий Берестов не замолвили словечко, никакой карьеры бы не вышло. Рвёшься спасать чужие жизни — а попробуй-ка, доберись до такой работы.

Паспорт. Медкомиссия. Прописка. Ваша автобиография? Родственники? Увлечения? Платите ли вы за багаж, если в салоне нет кондуктора?

В МЧС должны попадать только самые благонадёжные граждане.

В Вечности подобной мороки с документами не бывает. Там до бюрократии такого рода еще не дожили. Может быть, никогда и не доживут — там же всё вечно.

Эрик вытащил из ящика стола телефон, погладил экран. Вечность… Мама… Дерек… Лес и прогулки верхом на Бланко… Оуэн… Даже вечно старый садовник Вик — он и с самых начал Вечности седой.

Кошки скребут на сердце, когда он думает о них. Вот уж неожиданность! Ведь так мечтал уйти, они ведь не понимают, ничегошеньки…

Пусть он здесь и свободен, но так ужасающе одинок. Дерек сейчас бы хлопнул по спине и сказал: “не вешай нос, старина”. Они бы порубились на мечах в саду, и печаль бы отступила.

Эрик чиркнул спичкой и зажег свечу — этот электрический свет совсем чужой. Он потерян, потерян… Обхватил себя за плечи. В голове — будто роится улей диких пчёл. Глаз случайно упал на листок бумаги: рука сама потянулась, и принц принялся строчить, черкать, высунув язык, а свеча испуганно дрожала от его шумного дыхания. Чем чётче складывались строки, тем душе становилось легче.

* * *

“Красавец” так и не явился за фотками — заперся в комнате, да и куртка пожарная висит в коридоре на вешалке. А у Дашки руки чесались — его отругать. Что, Ильич зря её сегодня пытал?

Ведь всё же — дома "до рукоприкладства доходит", надо репутацию оправдывать, как-никак.

Нюрки дома не было — на этой неделе у неё три ночных дежурства в супермаркете.

Веселенько — им с принцем Солнцевым ночевать одним.

Уже и примочки на коленках высохли, а он — никаких признаков жизни.

Из-под двери Лизиной комнаты пробивался свет. Решка уже нашла сто поводов продефилировать мимо в надежде, что вот сейчас Регенерация вывалится на свет божий и начнет ее донимать. И тогда уж она ему выскажет…

Но он все сидел у себя, и ни звука.

Не случилось ли чего?..

Наконец Дашка не выдержала и поскреблась тихонько. Никто не ответил.

— Эй, Эрик… — пробормотала она в щель. — Ты в порядке?

Тишина.

— Я фотки принесла.

Молчок.

— Я вхожу, — предупредила Дашка, почуяв то ли неладное, то ли повод зайти и наконец поцапаться.

Свеча горела на столе, уже выгорев наполовину, заливая воском металлическое блюдечко подсвечника. Лиза держала один на всякий случай. Эрик спал, свернувшись комочком на топчане. Подложил ладошки под щёку…чересчур по-женски для взрослого парня.

Солнцев постанывал во сне, дёргая бровями, а на щеке заветрилась дорожка, какая бывает только от слезы.

Решка вздрогнула и пригляделась к лицу парня — как пить дать, плакал. Что же у него такого случилось?..

Даже ссориться расхотелось. Только одеялом накрыть. Где у Лизы плед?..

Но Дашка сдержалась. Слишком сентиментально.

Тихо положила конвертик с фотографиями на стол, но взгляд упал на возмутительно исчерканный, истерзанный карандашом листок бумаги. Заглянула любопытства ради и не смогла оторваться:

По вечерам мечтала она, глядя на скучный очаг:

“Все тот же огонь у того же окна… Уплыть бы на всех парусах..!”

Ах, если б ты знала, что такое дом… Понять это можно, встретив сильный шторм.

В море встает за волной волна, вдали остается прибой.

Свежий ветер мигом надул паруса, влечет он корабль за собой.

Ах, если б ты знала, что такое дом… Понять это можно, встретив сильный шторм.

А если туман на море падёт? Безлунной ночь станет вдруг?

А если молнией тучи гром проткнёт? Очаг свой ты вспомнишь, мой друг.

И скажешь: “Ах, знала б я, что такое дом!..”. Понять это можно, встретив сильный шторм.

Даша обнаружила, что сидит на стуле, шепчет строки снова и снова и смахивает слезы. Этот парень… в который раз прочёл её чувства, как в открытой книге. Именно эта пустота преследует её который год. И это чувство домашнего очага… его теперь не вернуть. Нету его уже — дома…