Ещё раз окидываю взглядом узкую женскую фигуру и понимаю, что любое общественное мнение не стоит ровным счётом ничего, а вот её слёзы…

С детства их терпеть не могу.

– Готов.

– Окей, – кивает Демидов и чуть отодвигается.

Именно в эту минуту в воздухе разносится короткий свисток, а в мою левую щеку кометой летит кулак Демидова.

Успеваю сгруппироваться только после нанесённого удара.

Шок.

Пока вокруг моей головы носятся гуси-лебеди, пропускаю ещё два.

Рот наполняется тёплым металлическим привкусом, сбоку кто-то отчаянно визжит, но уровень адреналина внутри и непременное желание отыграться, заставляют сконцентрироваться и на четвёртый удар суметь увернуться...

Глава 20. Мия и динамики, будь они не ладны...

В ужасе озираюсь по сторонам.

Как в замедленной съёмке прохожусь взглядом по скандирующим и машущим руками студентам Арха. Толпа возбуждена и заведена до предела.

Страшно становится.

Народ требует «хлеба и зрелищ». Всё, как у древнеримского сатирика, только на этот раз вместо зерна и театра на городской площади – человеческая кровь.

И не просто человеческая. Они требуют крови Громова.

Ненависть растекается по моим венам молниеносно. Из девочки, которой страшно, превращаюсь в ту, которую надо бояться…

Сжимаю кулаки до противной боли и держусь из последних сил.

Я настолько ошарашена поведением людей вокруг, что не сразу замечаю – бой уже остановили.

Прилепив свой обескураженный взгляд к окровавленному лицу Громова и безжалостно сшибая всех вокруг, отправляюсь к огороженному квадрату в центре спортивного зала.

– Зачем, ты это сделал? – взвизгиваю, когда приближаюсь к Лёве.

Ещё час назад мы ездили вместе на обед. Он спонтанно позвал – я согласилась. Думала, удастся убедить, но даже побоялась поднять эту тему.

Смалодушничала.

Красивый ресторан, вкусная еда, непрекращающийся флирт между нами. Блин. Как он мог?!

Как. Он. Может. Быть. Таким. Жестоким?..

– Успокойся, – отвечает Лёва, как обычно, довольно хладнокровно, и поворачивается в сторону плотного кольца из людей, облепивших Мирона.

Сплюнув на пол и размяв шею, мой парень потирает основательную ссадину на скуле и кричит:

– Ты как, Гром?

Мирон фокусирует взгляд на нас. Насколько получается в данный момент.

Сквозь толпу медленно осматривает сначала моё зарёванное лицо, на мгновение зависает, а затем обращается к Демидову:

– Лучше всех. Благодарю за бой.

Дальше отзывается на какие-то вопросы парней и внимательно слушает то, что ему пытается донести Ваня Соболев, при этом не разрывая зрительного контакта со мной.

С ужасом занимаюсь исследованием внушительной гематомы над заплывшим глазом. Паника внутри достигает критической отметки. Воздуха становится катастрофически мало и с моих губ слетает громкий всхлип.

– Ми-рон, – выдыхаю, подавшись вперёд.

– Не надо, – обрубает он взглядом, затем чуть улыбается через силу.
– Не надо, Карамелина, - слышу бархатный голос у себя в голове. Он не хочет моей жалости.

Между нами всего пара метров, но фактически мы давно по разным краям одной большой пропасти.

Сердце разрывается в мелкую крошку. Это я виновата, – приходит озарение.

Прозрачные глаза сверкают от кипящего в его теле адреналина, тёмные волосы в беспорядке, а чёрно-белая майка заляпана кровью.

Боже.

Как много крови и всё из-за меня?..

Почему я тогда не могла с ним просто поговорить?

Это же он.

Громов!

Мой Громов!

Тот, с кем мы в деревне от бабушки прятались, чтобы она домой не загнала раньше времени, а потом засыпали в стоге сена от усталости.

В обнимку.

Он тот, кто защищал меня.

Всю сознательную жизнь защищал ото всех. Любой в радиусе нескольких километров знал, Алиеву трогать нельзя. И точка.

Почему я решила, что Мирон обязан меня полюбить?!

Кем я себя возомнила?

Я сама во всём виновата. Естественно, мужчины разобрались по-своему, как умеют.

Перевожу взгляд на Лёву, принимающего поздравления, и качаю головой. Завидую его самообладанию. Он как скала. Нерушимая, холодная, острая. Сегодня всё же чуть подбитая.