«Так я же и оставила!» – уже ору себе мысленно и с каким-то показным ожесточением затягиваю на шее новый шарф. От этого сильнее хочется кашлять, одышка ужесточается, а народ, спешащий навстречу, опасливо-осторожно поглядывает на меня.

«Я и не вспоминала бы, если б не Эрни. А теперь оставила – и на этом все!»

— На этом – все... кхе-кхе... – обращаюсь к зазвеневшей сотке.

— Сис, ты в порядке?..

— Кхе-кхе... да в порядке, в порядке... кхе-кхе.

— Точно?

— Точно. А ты че звонишь-то? Потрахался – и ладно, – объявляю офигевающему – я это слышу – Эрни, которого вообще-то собиралась воспитывать игнором. – Отцу сам расскажешь. Не, про бордель можно «не надо», — «повышаюсь». – Про резинки объясняли ж тебе?.. Надевал?!.. Ну, заразу, надеюсь, не подцепил – и норм.

— Сис...

— Я в плане... кхе... про гандбол. Тайное – оно становится явным. Харэ прятаться, ты ж мужик у нас... теперь.

— Си-ис... – почти скулит он, потом начинает было снова отбрехиваться, быстро и тараторливо передо мной оправдываться. Проняло-таки засранца.

— Я в плане: харэ отца за нос водить!!!.. Кхе-кхе-кхе!!!.. – ору и кашляю в сотку.

А как он хотел, говнюк?.. Пусть слопает. Другим девственность терять – это еще и физически больно, между прочим. А он думает, на сестрины деньги... а, блин... Рику так и не вернула... херня – верну еще... как-нибудь верну… придумаю, как… купил проститутку и сходу повзрослел? И мне вместо моего Эрни – вот этого, на тебе... Порадуйся его долбанутому, недоделанному взрослению. Может, порадовалась бы, будь я его старшим братом – не сестрой...

Чувствую внезапную горечь от того, что у меня его никогда не было, этого старшего брата, и будто Эрни в этом виноват.

– Поставь в известность – так, мол, и так! – не ору уже, а просто говорю грубо и резко. – Ладно, все. Давай.

Ничего, оклемается. И я тоже оклемаюсь. Это сейчас прихватило – могу я приболеть?..

Во второй половине того дня Рик, так и не получив от меня никакого ответа, звонит несколько раз. Звонит и на следующий день. Думаю, теперь это уже он звонит, не Нина. Не беру, один черт: купила новый шарф – проехали. А он – пусть поймет, что его «в покое оставили».

***

Глоссарик к ГЛАВЕ СОРОК ТРЕТЬЕЙ Тайное явное или Макьято, теперь с пенкой

Фербеллинская площадь – площадь в Берлине, известная тем, что на ней находятся ведомства, расположившиеся в комплексе из зданий, построенных в своеобразной форме ротонды, именуемой «дугой», а на входе на станцию метро установлена скульптура красного цвета

файн – ладно, хорошо

Мороз сменяется на слякоть, ледяные дожди, дожди со снегом и вездесущую грязюку. Это декабрь, не успев прийти, рецидивирует: обращается в ноябрь. Время словно крутится назад. В проектах мы, безусловно, были бы рады подобным отсрочкам.

Мои опасения по Карре-Ост подтверждаются: Франк норовит бросить на подготовку проектной документации максимальный таск-форс, с которым мы, как их инженеры, должны будем проводить планирование, а в дальнейшем – встречаться и ездить на объект.

Я не жду, пока все это даст мне по башке, а самостоятельно принимаю соответствующие меры.

***

— Катарина, ты увидишь сегодня Франка...

Не вопрос – долбаное утверждение. Ненавижу, когда шеф выходит после больничного, а если он такой – тем более.

— ...не увижу.

— Да твою же ж мать, дослушай, что я говорю! Ты ж – на Карре-Ост сейчас!

— Нет. И потом тоже нет.

— Как это – нет?!!

Обычно шеф не орет на меня на работе, и сейчас я ему напомню, почему.

— Потому что у меня Бланкенбург, Фрида, «городок», Йеноптик! Тебе блиц-отчет предоставить?! – повышаюсь я. – Бланкенбург на финальной стадии, хоть и бедлам полный, у Фриды «техническое» на носу! «Городок» пока только на стадии планирования, но, блин, слава Богу! Йеноптик мозги трахают, как обычно. А Карре-Ост теперь делает Йонас...

— Как – Йонас?!

— Так – Йонас.

— Он только один раз тебя подменял!

— Нет, он теперь перенял все полностью.

— Почему, итит-вашу-мать, со мной никто этого не согласовывал?!..

– Согласовывали... кхе... — кашляю. – Мне вообще-то пора, но, если ты настаиваешь, я сейчас специально для тебя раскопаю, когда и как это согласовывали с тобой.

Мимо нас снуют «ужаснутые» нашей перебранкой девочки, все, как одна, уверенные в том, что я сейчас «договорюсь» и меня попрут с работы.

А по мне, так пусть хоть снуют и мальчики, хоть дедушки с бабушками, хоть весь долбанутый Аквариус пускай здесь схлестнется. И если меня действительно попрут, то я, бляха, только рада буду – отдохну, наконец-то.

— Бар-р-дак! – рявкает Мартин.

— Поехали в Бланкенбург – увидишь бардак, — предлагаю ему сквозь зубы, уже почти успокоившись. – Я как раз – туда.

И уезжаю.

Больной, думаю. Болеешь – дома сиди. И без тебя тошно.

Че, шеф долбанул сильно? – справляюсь по дороге у Йонаса.