— А в тех квартирах кто живет? — спросил Павлик, указав на закартоненные окна пятиэтажек.

— Так бомжи. Или панки ещё. Витька, брат мой, пока в универ не поступил, часто в этих домах ночевал. Да и я по пацанству бывало туда сваливал из дома. Там многие квартиры брошены прям с мебелью, она поломанная, но и на дрова, и жопу прислонить куда — найти можно. Бывает сядем там, самогоночки откроем и сидим, костёр ок палим прямо в комнате, романтика!

Сговорились назавтра пойти на завод. Гриша пошел домой, а Павлик — в центр поселка. Зашел в администрацию, поставил в канцелярии печать в командировочное и отправился в гостиницу. Заселившись, пошел поужинать в кафе «Чажма», съел там тарелку шурпы и напился чаю. Потом пошел спать.

Отопление в гостинице работало очень скромно: в комнате держалась температура около 12 градусов. Павлик поверх одеяла кинул свой тулуп, так и переночевал. Зато не опасался насчёт клопов: им такой холод был не в радость.

Рано утром встретился с Гришей на берегу моря.

— Через проходную не пойдем, я тебя тут вдоль кромки прибоя проведу, мы тут постоянно ходили, если на смену опаздывали, чтобы на вахте опоздание нам не записали.

У заводского забора, не достававшего до кромки прибоя 5–6 метров, стоял полненький низенький мужичок в заводской робе.

— Мы на завод, опаздываем, — крикнул ему Гриша, и тот кивнул, пропуская бывшего корпусника, которого видел не раз, и совершенно постороннего человека.

Дальше парни пошли вдоль трубы теплотрассы, которая тянулась вдоль берега от забора до заводских цехов. Тянулась — но не дотянулась.

— Ее начали тянуть еще в восьмидесятых, но потом, как совок развалился, остановили. Старую котельную заводскую снесли, под новый цех, а теплотрассу так и не дотянули до цехов. А потом, как появилась тема с металлоломом, китайцы стали его принимать, так народ принялся с трубы целыми участками сначала обшивку драть, а потом и саму трубу отпиливать и возить.

Проходя под ржавой аркой недостроенной теплотрассы, Павлик увидел огромный плакат, растянутый во всю стену длинного цеха. На нем буквами в два человеческих роста красовалась надпись: «РАБОЧИЙ — ЭТО ЗВУЧИТ ГОРДО!» Плакат был явно новенький, отнюдь не с советских времен.

— Вон, новый командор на чем бабосы отмывает! — хмыкнул Гриша. — Пацаны из моей бригады эту х*ету варили забесплатно, чтобы только зарплату на месяц раньше выдали, а по бумагам это какое-то там товарищество с ограниченной ответственностью изготовило, и бабок этому товариществу отоварили как надо. Наших, кстати, бабок, которых мы уже год не видели. Зато в цехах ноль градусов. Потому что отопление планировали пустить по этой самой трубе, которую теперь пилят.

В цехах и правда оказался ноль: работяги, корпевшие там над гребным винтом дизельной подлодки, продемонстрировали Павлику цеховой градусник, где ртутный столбец ровненько подпирал дырку от бублика со значком Цельсия. Потом сходили в столовую, где, как выразился Гриша, мышь повесилась. Там Павлик купил суп с фрикадельками, и это была единственная рублевая выручка заведения в тот день, потому что больше ни у кого на заводе денег не водилось, всех работяг обслуживали в кредит. Узнав об этом, Павлик вспомнил, как его папа, Гена Морошков, в 1993 году открыл продуктовый магазин в селе Горнотаежное, где жили академики-астрономы с местной Службы Солнца. Астрономам зарплату тоже не платили по полгода, так что продавщица отпускала им товары в долг. А когда Гена Морошков понял, что уже не может считай бесплатно кормить целый НИИ, и стал закрывать магазин, некоторые из академиков рассчитались с ним за хлеб и гречку оригинальными фотоснимками с телескопов: планета Меркурий, Луна, комета Когоутека, но главное — цветная фотография поверхности Марса с камеры американского аппарата «Викинг-1» в формате А3. Потом Павлик сдуру принес эти фотки на урок астрономии, и учитель под предлогом «посмотреть повнимательнее» уволок их к себе домой и так и не вернул.

Покинув пределы завода, Павлик попрощался с Гришей Шишкиным до вечера и направился в поселковую администрацию. Насмотревшись по дороге на убогие хибары жителей Дуная, молодой человек напросился на интервью с главой, Андреем Сысоевичем Батыевым, который, кое-как отбрехавшись от неприятных вопросов, на прощанье сказал:

— Я изо всех сил заманиваю сюда врачей и учителей, которых в поселке катастрофически не хватает. И если вы своей статьей хоть одного врача или учителя от переезда сюда отвратите, вы будете мне первым врагом.

Позвонив с телефона-автомата на завод, Павлик попросил организовать ему официальное посещение, но директор ответил отказом, сославшись на секретность.

Вечером встретившись с Гришей Шишкиным, Павлик спросил, есть ли тут еще что интересного.

— А ты не хочешь снаряд купить со склада за сопкой?

— А что, можно? Сколько стоит?

— Три штуки. Рублей.

— Ну три штуки у меня найдутся, остались еще от командировочных, но куда мы потом этот снаряд девать будем?

— Себе оставишь. Ну или бахнем!

Павлик позвонил с таксофона в редакцию и спросил Витьку Булавинцева, можно ли купить снаряд на редакционные деньги.

— Ты Паша совсем офанарел там? — заорал ему в трубку Витька. — Мало того что на секретный завод залез, так еще и снаряд хочешь с военного объекта спереть? И деньги редакционные на это потратить?

— Так давай прокуратуру подключим, ФСБ, кого хошь, дядь Вить! Купим снаряд и сдадим сразу.

— Вот, сначала мы с ФСБ проконсультируемся, чем нам это грозит. И если они добро дадут, то хрен с тобой, проведешь свой эксперимент. Но до тех пор никакой самодеятельности! Набери через пару часов, я тебе дам ответ!