— Почему ты вдруг решила, что он тебя бросит, может, у него к тебе все серьёзно?

— Потому что с нами оборотни не заводят серьёзных отношений. Переспать — пожалуйста, ну, максимум — повстречаться. А семью и детей заводить — никогда. По крайней мере, я о таких парах не слышала. И вообще я сомневаюсь, что он искренне всё это говорил. Ну не бывает так — сегодня я его бешу, а завтра он встречаться мне предлагает! И что он задумал, я не знаю.

— Вот уж глупость какая! Зачем бы он предлагал тебе встречаться?

— Откуда я знаю? Может, наврал, чтобы я с ним переспала.

Мы помолчали, думая каждая о своём.

— Ясно. Трусишь. Но подумай, лучше сделать и жалеть, чем рыдать тут под знакомые песенки.

Я пожала плечами.

— А знаешь, чего я боюсь больше всего? Что отказала ему, и сама никогда в жизни не почувствую больше такого.

— Хочешь, я поговорю с ним?

— Нет! Пожалуйста, не надо. И Филу не говори. Пусть это останется между нами, — я умоляюще на неё посмотрела.

— Хорошо, — вздохнула Жанна.

Подруга подошла ко мне, и мы обнялись. Мне сразу стало как-то легче после этого разговора. Я сказала ей то, в чем не признавалась даже себе — мне до смерти хотелось отношений с Яном — но это тупиковая ситуация. И я не знаю, чего он хочет на самом деле. Чем дальше я зайду, тем больнее мне будет потом, даже если он говорил правду. Хотя и очень хотелось броситься в омут головой, идя на поводу у своих чувств.

***

Вечером Федька, злой как чёрт, явился с пустыми руками.

— Не спрашивай, — с порога буркнул он. — Фигня в стиле статей в Википедии. И с тем же уровнем достоверности источников.

— Как ты думаешь, может, твоя бабушка что-нибудь знает? — я вопросительно поглядела на друга.

— Поедем и спросим её.

В квартире Ангелины пахло травами, свежей выпечкой и детским неконтролируемым бедламом. Таким, какой привносят в атмосферу любимые внуки, едва переступив порог дома. Как оказалось, кроме нас нанести визит бабушке решила Федькина двоюродная сестра Лада со своими четырехлетними близнецами Ярополком и Светозаром, которые обожали дядю Федю. Что мало приводило обожаемого в восторг. Вообще у Закревских (а их, надо сказать, целая толпа!) есть такой всеобщий небольшой бзик семейного масштаба — называть детей славянскими именами разной степени старинности, и только, наверное, один Федькин папа выбивался из общего строя своим византийским (благодаря его матери Ангелине, пришедшей из другого рода и единожды настоявшей на своём) и сына нарёк греческим. А могло бы повезти меньше. Был бы Казимиром или каким-нибудь Огнияром. Или Звенизадом. А так Федька.

— А нам на день рождения машинки подарили! — весело затараторил Светозар. — Во-о-от такой торт был!

— И четыре свечки! — поддержал брата Ярополк.

— Ух ты, клёво, — вяло отозвался дядя.

— Только ёлку нам почему-то не поставили, — горестно вздохнул Светозар.

— Так ёлку на Новый год наряжают.

— А… ну тогда ладно.

— Федь, Федь, а эта как называется? — сунул под нос машинку Ярополк.

— Хаммер.

— А эта?

— Мини купер.

— Мики пукер?! Мама, мама! А Федя сказал пукер! Пукер — это плохое слово? — заорали наперебой близнецы.

— Тихо! Федя сказал купер. А купер — это хорошее слово. А ну, марш в комнату, тут взрослые разговаривают! — шикнула на близнецов Лада, и они шумно утараканились с кухни вон.

— Ребят, вы ешьте пироги, ешьте!

— Ба, мы ф Майкой фотели фебя… — начал Федька, запихивая себе в рот кусок пирога.

— Спросить про Лютичей, — закончила я за него. — А ты прожуйся сначала.

— Зачем это вам? — удивилась Ангелина.

— Надо! — хором выдали мы и переглянулись.

— Зачем?

— Ну, ба! Спрашиваем, значит надо!

— Ну, хорошо. Только с Лютичами… аккуратнее.

— Почему? — опять хором удивились мы, только я шёпотом, а Федька — во всё горло.

— Ты гляди, какое взаимопонимание, — хмыкнула Лада, но на неё никто не обратил внимания: мы с Закревским полностью обратились в слух, и коллективная ушная раковина была настроена исключительно на Федькину бабушку.

— Род Лютичей всегда процветал и славился своими детьми, весьма талантливыми, надо сказать… и сильными. — Ангелина изящным жестом поправила выбившуюся из аккуратной прически прядь. — Если начать из глубины веков…

— Давай из глубины, но не очень глубоко, — не выдержал Федька.

— Говорят, что когда-то давно в Карпатах один славный муж, и звали его… — торжественно начала Ангелина.

— Чей муж? — тут же перебил её внук, на секунду перестав жевать.

— Мужчина имеется в виду, — закатила глаза я. — Не перебивай.

— Ааа… Угу, и как его там звали?

— Звали его Жиромир…

Федька подавился пирогом и закашлялся от смеха. Ангелина качнула головой и с лёгкой укоризной улыбнулась, воздержавшись от комментариев: в Федькином запущенном случае они были совершенно бессмысленны. А я не воздержалась — размахнулась и приложила пострадавшего по могучей хребтине. Он, возмущенно косясь в мою сторону, подавил последний приступ «кашля».