Палмань пряса стирь шабаня.

Эльсонза вер шаваня.

Сиянь салмокс кядьсонза.

Ся салмоксть мархта стасы,

Парьхцить мархта петфтасы.

Веронь шудемда лоткафтсы.

(На верхушке истукана девочка-малышка.

На её коленях блюдо с кровью.

Серебряная иголка в её руке.

Иголкой она рану зашьёт.

Шёлком рану забинтует.

Кровь остановит.)

– Что ты бормочешь? – вновь опасливо поинтересовался Денис.

– Заклинание. Чтоб кровь не текла.

Очистив и заговорив ещё три раны, на руке и на боку, Варвара полила их хлебным вином из липовой баклажки. Дениса передёрнуло от жгучей боли.

– Терпи! – радостно воскликнула она. – Раны лёгкие! Неопасные. Рука заживает. Пальцы живут. Ты устал, дрожал – вот и свело их. Я содай. Я знаю.

Затем она начала разминать кисть правой руки Дениса.

– Пальцы живут, живут! – повторила она и начала вновь петь мормацямы.

Напев и нашептав ещё десятка два заклинаний, Варвара с облегчением выдохнула:

– Ну, вот! Потихоньку расходятся. Шевели пальцы! Повезло тебе!

– Да, я в рубашке родился. Фёдор с Акимом уже в Раю, а я лишь ногу покалечил.

Варвара забеспокоилась и попыталась снять сапог с правой ноги Дениса, но тот закричал от резкой боли.

– Терпи, Денясь!

– Не могу. Распухла нога.

– Очень сильно, – согласилась Варвара и вновь начала напевать мормацямы.

– Неужто твои заклятья помогут? – недоверчиво спросил Денис.

– Не сразу.

Она ощупала зипун мужа и открыла липовую баклажку с хлебным вином.

– Весь мокрый! Вот, выпей!

– У меня рот пересох. Пить хочу. Воды хочу! А ты мне чёртово зелье суёшь.

– Он греет. Не даёт простыть. Выпей… а вода ещё встречается. Когда-нибудь. Ручей… или родник… Непременно встречается. Пей!

Денис оглядел Варвару. Она тоже промокла, дрожала от холода и жалко выглядела после ночных блужданий по лесу. К мокрому, мятому и грязному шушпану прилипли бурые листья и кусочки коры. Понёвы на ней не было. Платок она тоже потеряла. Распущенные волосы спутались, напитались водой и казались темнее, чем были на самом деле. Онучи сбились, сползли на короткие голенища сапожек. Голые ляжки посинели и покрылись мурашками. Ну, как её было не послушать?

Он сделал глоток. Рот обожгла вонючая крепкая жидкость, и Денис закашлялся. Нестерпимо захотелось пить, и он вновь припал губами к мокрому рукаву зипуна.

– Не надо! Не соси грязь, Денясь! Терпи! – затараторила Варвара. – Оцю Шкай, Вярде Шкай, какой же ты мокрый!

– У тебя одёжа тоже проволгла, – он потрогал её шушпан. – Да, до нитки! А почему ноги голые? Где твоя понька?

– Как в понёве влезть на дуб? Увидела вашу драку – и сразу в лес, сразу на дерево! Влезла. Не помню, как. Понёвы нету…

– А косматишься почему? Где платок?

– Там же. Сидела на суку. Сверху смотрела. Костёр ещё горел. Видела: ты полз в лес. А потом дождик опять пошёл. Огонь погас. Я мокла и радовалась. Пякпяк радовалась! Ты живой! Из всех ты один не в Тона ши.

– Остальные мертвы?

– Да.

– Почему сразу не пошла за мной?

– Как слезть с дуба? Ничего не видно, а он мокрый… Но потом небо прояснилось, луна взошла, светло стало. Вот я и слезла. Однако платок за ветку зацепился. Платка нету. На дубе остался… Не смерти я испугалась, Денясь! Позора! Я ж год у Быкова жила. Знаю: его люди насилие творят над жёнами тех, кто бежит из Козлова. Натешились бы они со мной, и ты б меня бросил.

– Не бросил бы, но правильно сделала, что убежала… А как же ты меня нашла?

– Кровь. Следы на листьях. Дождик не всё смыл. Под ветками ведь сухо. Почти.

– К повозке подходила?

– Как слезла с дуба – сразу к телеге. Смотрю Акима, смотрю Фёдора, смотрю людей Путилы… Никто не дышит. Никто не вздрогнет. Взяла их калиты. Шесть сняла! Там серебро. Много серебра. Мы богатые.

– Кому здесь нужно серебро? – Денис с усмешкой посмотрел по сторонам. – Птицам? Зверью?

– Мы должны выбраться! Ещё я две сабли взяла. Ручницу взяла. Ларчик взяла. Твой подарок!