— Итак, мы потеряли два города. Безопасность остальных гарантирована.

— Я теряю два города, — сказала Северная Америка. — Благодаря вам. Вы хоть понимаете, какая это для меня большая территория?

— Париж, — вздохнула Южная Атлантика. — Бомбей. Йоханнесбург. У всех теперь потери.

— Но не у вас. И одержимые спасаются бегством в эти города. Они там заперты благодаря сектам. Ни одна из них не будет расти так, чтобы устроить повторение Нью-Йорка.

— Мы надеемся, — подхватила Индия. — Мне удается в данный момент поддерживать равновесие, вот и все. Но в самом ближайшем будущем двигательной силой станет паника. А она работает в их пользу.

— Вы уклоняетесь от основного, переходя на детали, — упрекнула Южная Атлантика. — Главное в том, что есть и другие пути решения проблемы, кроме как сосредоточиваться вокруг проблемы Декстера. Моя политика верна. Ограничить их, пока мы не выработаем твердого решения. Если бы с самого начала таковое было принято, самой большой потерей было бы основание бразильской башни.

— Мы же не имели понятия, с чем имеем дело, когда появился Декстер, — напомнила Южная Америка. — Мы всегда собирались пожертвовать для него одним городом.

— Боже мой, да я понятия не имела, что это политический форум! — вставила Западная Европа. — Я думала, мы проводим совещание по прогрессу.

— Ну, раз вы никакого прогресса не достигли… — велеречиво начала Южная Атлантика.

— Если он в Лондоне, его не разыскать обычными средствами. Я считала, что мы это уже установили. А что касается вашей информации, то полное бездействие не есть политика — это всего лишь определяемая желаниями мысль недалеких умов.

— Я остановила распространение одержимости. Напомните нам, чего вы достигли?

— Вы занимаетесь пустяками, пока горит Рим. Причина пожара — наша первостепенная забота.

— Если не учитывать, что Декстер не перевезет одержимых в Нью-Йорк или куда-нибудь еще. Я за то, чтобы мы посвятили более высокий процент наших научных ресурсов тому, чтобы найти подходящее решение.

— Мне трудно поверить, что даже вы играете с этим в политику. Количество процентов на данной стадии не имеет ни малейшей разницы для потусторонья. Любой, кто может предложить подходящий вклад в эту проблему, именно этим и занимается с самого начала. Мы не нуждаемся в созывании контролеров, дабы они подтвердили истинность нашего сочувствия, в любом случае эти люди вряд ли обладают соответствующей квалификацией.

— Если не хотите быть частью проекта — прекрасно. Убедитесь только, что больше не навлечете на нас опасность своей безответственностью.

Западная Европа аннулировала свои полномочия, покидая конференцию. Изображение Лондона исчезло вместе с ней.

Пещера располагалась на нижнем уровне горных расселин, защищенная со всех сторон сотнями метров твердых полипов. Внутри нее Толтон чувствовал себя в абсолютной безопасности уже долгое время.

Первоначально вспомогательный ветеринарный центр, она была преобразована в физическую лабораторию. Доктор Патан возглавлял команду, которой жители Валиска поручили искать смысл темного континуума. Он приветствовал прибытие Дариата с такой радостью, будто обрел давно потерянного сына. Провели десятки экспериментов, начиная с простого: измерения температуры (эрзац-тело Дариата оказалось на восемь градусов теплее жидкого нитрогена и обладало почти совершенным жаросопротивлением) и электрического удельного сопротивления (которое быстро прекратили, когда Дариат запротестовал из-за испытываемой им боли), затем проверили энергетический спектр и сделали анализ квантовой сигнатуры. Самой интересной частью для наблюдателя-непрофессионала вроде Толтона было, когда Дариат создал для исследования собственный дубль. Группа Патана быстро решила, что проникновение вглубь невозможно, когда под действием мысли Дариата стала оживать жидкость. Попытки воткнуть в него иголки и вытащить некоторые снова оказались невозможными: кончик иглы не проникал сквозь кожу. В конце концов Дариату предоставили самому, держа руку над стеклянным блюдом, проткнуть себя булавкой, которую он вызвал к существованию при помощи воображения. Закапала красная кровь, она менялась, когда выходила из него. В сосуд брызнула слегка липкая серовато-белая жидкость. Физики с видом триумфаторов унесли анализ. Дариат и Толтон обменялись озадаченными взглядами и пошли посидеть в задней части лаборатории.

— Разве не проще было бы оторвать кусок ткани от твоей накидки? — спросил Толтон. — Я хочу сказать, это ведь то же самое вещество, верно?

Дариат ошеломленно посмотрел на него.

— Вот незадача, я об этом и не подумал.

Они провели следующие два часа в спокойной беседе. Дариат погрузился в подробности своего тяжелого испытания. Разговор прекратился часа через два, когда он умолк и бросил на физиков безрадостный взгляд. Те молчали несколько минут, все пятеро, а Эренц изучала результаты с помощью гамма-микроскопа. Выражение у них на лицах было даже еще более тревожное, чем у Дариата.

— Что вы там нашли? — спросил Толтон.

— Наверно, Дариат прав, — сказала Эренц. — Энтропия здесь, в темном континууме, кажется, сильнее, чем в нашей вселенной.

— Зря я, наверное, вам это сказал, — покачал головой Дариат.

— Откуда ты знаешь? — спросил Толтон.

— Некоторое время нас удовлетворяло такое состояние, — сказал доктор Патан. — Что и подтверждает эта субстанция. Хотя я не могу сказать, что абсолютно уверен.

— Да что же это, к чертям, такое?

— Дать точное описание? — Доктор Патан улыбнулся тонкой улыбкой. — Это ничто.

— Ничто? Но он же твердый!

— Да. Жидкость — совершенная нейтральная субстанция, конечный продукт всеобщего распада. Это лучшее определение, какое я могу вам дать, основанное на наших результатах. Гамма-микроскоп позволяет нам исследовать субатомные частицы. Чрезвычайно полезный прибор для нас, физиков. К несчастью, эта жидкость не имеет субатомных частиц. Тут нет атомов как таковых, это, кажется, состоит из единой частицы с нейтральным зарядом.

Толтон припомнил лекции по физике на первом курсе.