– Выбирай любого, если Феоктиста жалко.

С жадностью акул, почуявших кровь, кодла двигалась сзади полукольцом.

– Этот годится? – остановился Брод перед Быковским. – Пиши быстро: «Гриб». Даю минуту, время пошло. Не успеешь – красными соплями умоешься.

Затея «лейтенанта» пришлась «рядовым» по душе. Сейчас этот отличничек забудет все свои принципы. Сникший Валет приободрился, одобрительно загалдели и другие.

– Давай по-рыхлому!.

– Царапай, Гриб!

– Видали мы таких!

– Отпусти его, Брод, – вдруг негромко скомандовал Якушкин.

Услышав главаря, компания застыла в ожидании следующего приказа.

– Не тяни, пианист, – миролюбиво продолжил атаман. – Четыре буквы и свободен.

Виталька поднял голову. Увидел родное, бездонное сине-голубое небо. Услышал, как шелестит молодыми листочками слабый ветерок. Совсем близко у его ног на свежую травку уселся и весело застрекотал беззаботный кузнечик. Виталька втянул воздух и уловил медовый запах разнотравья, который накрыл его с головой всего час назад в классе. И опять застучали в висках семь слов девичьего признанья. Первого в его жизни. Конечно, эта кодла может его избить, даже убить, но ни Якушкин, ни Бородин, ни примитивный Валет никогда не дождутся таких слов от девочки, подобной его Тине.

Бородин зорко сторожил каждый жест Гриба. Виталька посмотрел врагу прямо в глаза, потом перевел взгляд на Якушкина и, резко размахнувшись, метнул осколок стекла в голубое небо.

– Ты это брось, Гриб! – рявкнул «лейтенант». – Еще в морду хочешь? Валет, найди стекло.

Рыжий писарь с готовностью рванул на газон.

– Не надо! – остановил его жесткий окрик «полковника».

Кодла недоумевающе воззрилась на главаря.

– Он все равно не будет писать, – продолжил Якушкин задумчиво. – Не будешь, ведь, Гриб?

– Не буду, – покачал головой Виталька.

– Куда он денется! – встрял, было, Брод и осекся, взглянув на лицо главаря.

– Так выбрался, говоришь, Костя Феоктистов из братской могилы. Нормальный пацан! – вдруг вполне по-человечески улыбнулся рослый допризывник и дружелюбно хлопнул Витальку по плечу. И непонятно было, к кому относились его слова. То ли к боевому мальчишке, избежавшему расстрела и ставшему героем-космонавтом из первой десятки. То ли к Витальке Грибову, рассказавшему о геройском ровеснике на Аллее космонавтов непутевым пацанам забайкальского городка Борщевска.

– Пошли, – скомандовал Як и зашагал в сторону ворот из сада. Компания гуськом потянулась следом. Бородин помедлил, показал Витальке внушительный кулак: «Еще встретимся!» и поспешил за своими.

Никого не осталось в цветущем, весеннем саду в послеобеденный час последнего в том году майского четверга. Только длинноногий мальчишка в школьной форме стоял на Аллее космонавтов, смотрел на знакомые с детства лица. Потом достал из кармана брюк чистый носовой платок и, помогая зубами, перевязал левой рукой, правую ладонь, из которой сочилась кровь. Кажется, серьезный Феоктистов в этот момент ему ласково улыбнулся, а озорной Леонов весело подмигнул. Или просто показалось?

Ах, какая девушка! Какая ладная, грациозная фигурка четко виднелась под светло-розовым, прозрачным сарафанчиком, совсем не скрывающим узкую талию, переходящую плавными изгибами в русалочьи бедра. От подводной дивы она выгодно отличалась стройными, бодро шагающими по земле ножками – левой-правой, левой-правой! Тогда как безнадежно-цельный, русалочий хвост способен управлять движением хозяйки лишь в водной стихии. Словом, девушка была потрясающе сложена. Или даже – безупречно! Но такие высокие, абстрактные и малочувственные эпитеты вряд ли приходили в головы трем четырнадцатилетним мушкетерам, шагавшим за стройной прелестницей, как раз в сторону водной стихии.

Реагировали борщевские мальчишки на привлекательный объект внимания очень по-разному. Больше всех возбудился Гарик, черноволосый, худощавый паренек, с уже явно выраженной полоской темных усиков над верхней губой. Лидер, заводила и герой школьных театральных подмостков. Главный мушкетер! Весной прошлого года их класс потряс битком набитый актовый зал на общешкольном смотре художественной самодеятельности. Под руководством строгого учителя физики Михаила Ивановича Фофанова, влюбленно го в театр, шестиклассники подготовили и показали спектакль по «Трем мушкетерам» Александра Дюма. Не случайно режиссер назначил на роль лучшего драчуна Франции и дальних окрестностей Парижа, включая Англию и Россию, именно Гарика Потапкина. Его неукротимая жажда лидерства, крепкая спортивная фигура, природное мужское обаяние, сводившее с ума доверчивых ровесниц, плюс изрядная доля рискового авантюризма – однозначно выводили Гарика на первое место в кастинге претендентов на роль д, Артаньяна. Впрочем, никакого отбора-конкурса суровый физик не проводил. После первой читки собственной инсценировки Михаил Иванович без малейших колебаний назначил Гарика предводителем мушкетеров. Крупный, флегматичный Никита Васькин отлично смотрелся в роли здоровяка Портоса. Лучший друг Гарика – интеллектуал и книгочей Виталька Грибов – не подкачал, изображая аристократа Атоса. Бурные аплодисменты вызвало появление в двухминутном эпизоде Капитана Мушкетеров – десятиклассника Юрки Тимурова. Но триумфальный успех, в виде долгих, бешеных оваций и страстных, девичьих визгов после занавеса, делил с ним, безусловно, Гарик Потапкин.

В школе за юным триумфатором надолго закрепилась кличка Главный Мушкетер. Весь седьмой класс девочки из их параллели, плюс продвинутые шестиклассницы на переменах постоянно фланировали мимо Гарика. Частенько шутливо-ласковыми обращениями одаряли и старшеклассницы. Вскоре Главный Мушкетер привык к славе, зазвездил по-взрослому, и стал воспринимать женское внимание с внешней небрежностью. Научился, ничем не выказывая бурный внутренний кайф, наблюдать, как его пристальный взгляд приводит в смятение впечатлительные девичьи души и отзывчивые сердца. Донжуанский взгляд у Гарика возник не вдруг. Напускать на свои красивые, светло-зеленые глаза легкую поволоку, действующую на девушек магнетически, он долго тренировался перед зеркалом. А начальный мастер-класс после триумфальной премьеры Гарику дал лично Юрка Тимуров – Капитан мушкетеров и первый плейбой их школы последних двух лет. Когда на днях в актовом зале вручали аттестаты зрелости, Юрке аплодировали в десять раз громче и дольше, чем любому другому выпускнику.