Тогда и весь мир, когда он возникает в сознании как Единое из сливающегося конгломерата миров, в каждом своем фрагменте и состоянии оказывается проникнутым божественной волей и тем роком, которому подвластны и боги и люди, и воплощениями которого являются эпические герои, рождаемые во исполнение божественной воли и соединяющие своим присутствием в культуре время богов и время людей.

Od. III. 1-5

Гелиос с моря прекрасного встал на медном

Своде небес, чтоб сиять для бессметных богов и для смертных

Року подвластных людей, на земле плодоносной живущих.

В этом мире все соединяется движением, все находится в потоке взаимовращений тел и вещей.

Все отзывается навстречу чаяниям друг друга и все отражается во всем. Тогда и Земля слышит человеческую боль и встает на защиту человека, укрывая его, как мать укрывает своих детей:

Il. XIV 346-351:

Молвил и крепко руками свою охватил он супругу.

Тотчас под ними земля возрастила цветущие травы.

Донник росистый, шафран и густые цветы гиацинта, -

Мягкие, Зевса и Геру вознесшие вверх над землею.

Там они улеглись и покрылись густым, золотистым

Облаком; капли росы с него падали наземь, сверкая.

Но сама Земля подвластна стихии Фатума и не всегда воля и сострадание Земли способны осуществиться в действие сострадания. Эта слабость и недостаточность вызывают муки страдающей Земли, которая по мере взросления человечества обретает образ скорбящей матери. И каждый отпечаток памяти, как видится человеку, сохраняется на теле Земли как шрам и как след. Земля исполнена таких следов, оставляемых движениями тел, вещей, людей и стихий. Они и формируют земной ландшафт как память Земли.

В визуальном аспекте эти остаточные следы, запечатления форм и траекторий подвижности, направлений, намерений и нацеленностей действия, отпечатки воздействия его энергии, производят эффекты свечения – то угасающего, то возгорающегося; непрерывности – разряжаемой и уплотняемой; длительности; пульсации и т.п. Вместе они представляют словно собирательный образ активности тела, в восприятии которого отсутствует определенный фокус. Несфокусированное визуальное восприятие, в котором стираются границы тела и периферии, производит эффекты, когда само тело представляется как бы перетекающим во вмещающее его пространство собственной энергией действия.

При таком восприятии тела и вещи утрачивают собственные границы, переливаются вовне себя, вещи связываются с другими вещами, воспринимают их признаки, свойства и качества, и проникаемые их силами и энергиями, собственными взвихрениями свиваются со стихиями, производят эффекты разъятий и срастаний, прободений и рассечений, создают образы пульсирующей и содрогающейся плоти, аморфной массы, лишенной признаков центра и периферии, вообще любых признаков порядка, структуры или состава 43 . «Разумеется, немыслимо ни фиксирование периферии без созерцания непосредственной данности предмета, ни это последнее без фиксирования периферии» 44 . Отношение к центра и периферии имеет здесь едва ли не основной значение, поскольку именно в нем раскрывается драматургия отношения или игры света и тьмы.

Так А. Ф. Лосев характеризует феноменологические основания или интуиции античного мировосприятия. Но именно такое «плавающее» – от центра к периферии, а также изнутри вовне, и обратно, извне-вовнутрь, – видение «данности» производит два способа фиксации объектов. По Лосеву, «…это две разные устремленности сознания на предмет и, следовательно, два разных момента в самом предмете. Первый момент, […] связывается с понятием эйдоса, второй – с понятием идеи. Эйдос обладает, стало быть, дифференциальной природой, идея – природой интегральной» 45 . В динамическом взаимодействии эйдоса и идеи существование обретает способность самообращения и переживания себя («бытие-в-мире»). Основа такого мироощущения и есть интуиция, причем визуальная, о которой Делез размышлял как о «бытии поверхности».

В визуальной перспективе А. Ф. Лосев подчеркивает «гештальтный» характер рассматриваемой модели восприятия. «И “эйдос”, и “идея” указывают на некое видение, видимость, ту или другую непосредственно созерцаемую данность» 46 . В общей динамике само тело воспринимается как собранное, точнее, собираемое в развертывании множеством форм и траекторий собственных движений. В этом развертывании тело не просто обнаруживает связь с другими вещами и телами, другими движениями и процессами, но и определяет их и определяется ими как незавершенное в своем становлении. Такое «феноменологическое» тело задается «формами» и «пределами» собственной активности и собирается из этих «форм» и «пределов», полагая себя как некоторая о-пределенность формы.

Собственные движения и вызываемые ими отношения с внешним миром представляются оперативными функциями этого «продленного» или тонкого призрачного тела: тела-двойника, тела-энергии, тела-«эха» (или «тени»), «призрака», «отражения» и т.п. 47 Но в качестве функций эти «оболочки» сами могут представляться определяющими порядок существования тела, восприниматься как источники его подвижности, его двигатели, его энергии. В мире тотальных перцепций и аффективных восприятий это «тонкое тело», продлеваемая в мир «психическая плоть» («психическая материя», по выражению Гуссерля), превращается в агента отсроченных психических реакций, а в своем «перетекании» в «плоть мысли» (бестелесное) – в показатель абстрагирующих механизмов мышления, в средоточие опыта конъюнктивных синтезов и дизъюнктивных анализов, трансцендентальных апперцепций и т.п. Его активность (как телесного «двойника») позволяет переносить страдания и переживать собственное существование как бы со стороны. Это [мое] второе или внешнее тело, действует и летит, желает и стремится, – когда первое тело пребывает в состоянии «пассивных синтезов» восприятия, дышит и чувствует, испытывает удовольствия и страдания, – воплощая собой все, превышающее естественный порог стабильности и удовлетворенности. Это внешнее тело представляется источником активности и ее следствием, средоточием неусмиряемых желаний, и побуждающих к активности вожделений и страстей. В пределе это «тело» охватывает облекающие его тела и вещи, всех членов родового коллектива, формируя живые проекции подвижного социального тела.