В этом смысле, «второе» (активное, представляемое, светящееся) тело, проступающее за всякой видимостью и ее утверждающее в достоверности опыта, представляющее ее трансцендентальную проекцию, и было первобытным алломорфом «души», означающим второго «тонкого» тела человека. И понималась эта мыслимо-зримая телесная оболочка (слово душа еще не проникло в лексикон человека) не просто как источник силы и носитель действия, но и как вмещающая среда (вместилище опыта) и зримая форма конкретного существования, как условие и даже «форма» жизни (ср.: «энтелехия» Аристотеля), как сама действительность.

Это «второе тело» мыслилось и как облачающий физическое тело некоторый ритуальный распорядок, концентрирующий в себе действие распознанное и всеобщее, служащий ему поставщиком сил и энергий, сподвигающий это тело к определенным состояниям и контролирующий его поведение магическими средствами. Это «второе» или «продленное тело» было приходящим и уходящим, а в ритуале не только трансформируемым, но и наделяемым дополнительными ресурсами и способностями, а также отделяемым от реального физического тела посредством магических операций. Мистические полеты совершаются в этом отделяемом теле. Обряды очищений, заговоры и прочие ритуалы с телом были направлены именно на это «второе тело». К этому телу относятся знаки различия, татуировки и возрастные и социально-статусные маркеры. Именно они гарантировали общественное признание, фиксировалио социальный статус, но также обеспечивали контроль общины за поведением человека.

Но не только со стороны внешнего наблюдателя, но и изнутри себя человек переживает связь с миром в качестве продолжения активности его собственного тела. В психически обусловленном жизненном мире человека, наполненном эмоциями и переживаниями, объекты не являются пассивными. Своим внешним видом, своими запахами, красками и своей активностью они привлекают или отталкивают, они производят впечатления, оказывают воздействия, вызывают эмоции. Собственной активностью они заставляют человека, в свою очередь, действовать или останавливаться, отворачиваться или всматриваться, хватать или бежать… Более того, сами вещи и тела собственным обращением учат людей правилам обращения с ними и мышлению себя. Как пишет Э. Гуссерль: «Каждый объект, каждый предмет вообще указывает на некоторое структурное правило для трансцендентального Ego. Как представленный им, каким-либо образом осознанный объект тотчас же указывает на некое универсальное правило для иного возможного сознания его же самого, возможного в некоторой сущностно предначертанной типике» 48 . Этот фрагментированный опыт есть опыт освоения окружающей действительности, т.е. присвоения объектов, «производства реальности». Жизненный опыт обретается такими практиками освоения правил обращения с вещами и объектами внешнего мира, превращаемыми из внешнего и иного в предельно близкое, собственное и освоенное.

Распознавание иного есть начальная точка производства собственного. Сознание иного в феноменальном опыте переживается как иное сознание себя («его же самого»), иная «форма себя». Иное – возможность взгляда извне, распознавания иного себя и иного в себе. Спасительная для психики способность переключения сознания является определяющей функцией переживающего себя миром [обращенного в себя и «на себя»] существования, свидетельством его гибкости и подвижности, много превышающей аналогичные способности психики, которые отливаются в автоматических «габитусах» и усвоенных «тропах» мышления. Существование как единство психосоматического и мыслительного в опыте сознания (мыслящей себя материи, т.е. обращенной к условиям собственного существования, самоорганизующейся жизни) и представляется создающим вовне себя «органы» своей связи с миром, выражающие природу интенционального мира человека. «Жизненный мир» есть совокупность форм таковой организации существования, точнее, осуществления такового, отливающегося в уникальное своеобразие «способов» и «укладов» жизни, «образов» и «стилей» поведения. Вместе с обосновывающими их системами ценностей и социальными нормами последние и образуют уникальные (типические) единства «форм жизни» и «форм культуры».

Сами плотности «трассирующий» сетей физической активности, в которых соединяются энергии внешнего (действия) и внутреннего (должного и желаемого), переживаемые как присутствие «силы» или «души», и мыслятся как равноправные области актуальных значений. Они – вместилища и условия существования, нередко, отдельные существа, «существования» как таковые, навязывающие собственный опыт сознанию. Они – суть роды силы, приобщаясь к которым существование мыслит себя в самоосуществлении. В них, по Платону, «ищется нечто общее, что во всем этом “самотождественнo” (??????)» («Лахет» 191е), в них проявляют себя «самотождественная сила [значение] в удовольствии и страдании» и т.д. («Лахет» 192b).

Исходя из этих интуиций значение у Платона и понимается как сила, и само силовое рассматривается феноменологически как должное быть проявленным, взыскующее своего воплощения, тропически (и типически) заданное. Востребованное к явленности, значение утверждает себя как расположенное «в себе» и выходящее «из себя», требующее подчинения себе и особого к себе отношения, мышления себя. Оно есть само долженствование, как его схематически трактует миф, и как «должное быть помысленным» в экзистенциальной онтологии традиционной культуры. Таким его воспринимает эйдетическое мышление, поскольку Эйдос обретает целостность как позиция места только в абрисе Идеи (области вмещения силы), осуществляющей движение из «видимого» к «осмысленному». Универсум космических сил используется разумом к обоснованию самого себя. Я-сам есть сила разумного самостояния.

Душа как род силы или жизненной энергии, которой осуществляется динамика взаимности, как то, что контролируется физическим движением и дыханием, продлевается в тела и вещи, приводимые в движение. Она есть то, что является вместилищем жизни, становится первым из того, что в архаическом мышлении требует «быть помышленным». Именно с определения этой области смысла, обращенного к жизненному содержанию, начинается история философии. «Должное быть помысленным» означает выход мышления в экзистенциальные априори, опыт индивидуального существования. Ритуальное, по сути, долженствование, известное традиционным культурам, переосмысливается в действие мышления, магически обращающее мертвое в живое, слабое в сильное, утратившее статус (способность к действию) в восстановленное в статусе (способности быть) Существование. Осмысленное Существование это Существование, обладающее собственным содержанием и собственным Смыслом.

Сорасположенность форм живого в одушевленном ландшафте и способы сопряжения видов живого, образуют пространство «жизненного мира». В одушевленном мире живое тянется к живому («тело нуждается в теле» Ж. Делёз), питается живым и кормит живое. Другими словами, живое, одновременно, действует как агрессор и выступает как жертва. Мир человека мыслится как автономный мир в общем порядке взаимодействия и отображения живых фрагментов ландшафта (водоемов, равнин, оврагов, лесов, долин и т.п. и их фрагментов), а также «миров» трав и деревьев, птиц и животных. Действовать в мире означает так или иначе представлять мир и тем или иным способом моделировать мир, структурировать мир, являя каждому его фрагменту какой-либо фрагмент связанного с ним и согласованного с ним фрагмента себя. Каждая форма живого переживает себя в состоянии связности и сопричастности («партиципации») с другими формами.