В автозак Завадского буквально закинули как полено, он кое-как поднялся и втиснулся с краю, беспардонно потеснив долговязого мужчину по имени Леха Геденос, который собственными руками задушил троих пьяниц и двух одиноких пенсионеров.

– Кто это? – поинтересовался Леха у румяного конвоира.

– Профессор епте.

– Погоняло что ли?

– Ага. – Усмехнулся конвоир и захлопнул дверь.

Автозак вырулил на Подлесную улицу и помчал вдоль лесопарка. Завадский начал уставать от потока брани. Заметив, что он единственный из задержанных был в наручниках, Завадский выдохнул и стукнул затылком в стену. Движение успокаивало. Черных риэлторов он уже интересовал мало – с жадностью, обусловленной дефицитом личных встреч, они обсуждали стратегию при предстоящих апелляциях. Лидером у них судя по наибольшей активности в вопросах спасения собственной задницы был мясистый мужик, напоминавший помятого чиновника средней руки.

Завадский закрыл глаза и в следующую секунду ударился макушкой о потолок кузова. Все завертелось перед глазами. Он потерял сознание, а когда очнулся, в глаза бил яркий свет, потому что задняя дверь автозака отсутствовала. Перед проемом лежал мясистый мужик с неестественно повернутой шеей. Его загородила тень. Завадский зажмурился от яркого света и вдруг понял, что руки его свободны. Он уперся ими о чье-то тело и увидел, что цепь, крепившаяся к правому фиксатору сломана. В правом запястье – жгучая боль под впившимся в разбухшую руку браслетом.

Болело в правом боку и сильно ныло плечо. Завадский подвигал ногами и поняв, что они целы поднялся, переступил через тело и вдруг заметил, что в автозаке явно стало свободнее. Выбравшись, он осторожно обошел отлетевшую дверь с осколками стекла, стараясь не глядеть на тело справа. Улица была совершенно пустынна. Только где-то в отдалении слышались звуки сирены. Завадский поглядел в обе стороны. Кабина автозака почти целиком смята, под острым углом к нему расположился красный внедорожник «Тойота РАМ 4» со смятой боковиной и спущенным правым колесом. Водительское стекло заслонял поднимавшийся от капота черный дым. В тиши пищали датчики, и кто-то постанывал. Завадский поглядел в сторону леса и заметил две фигуры, удалявшиеся вглубь. Одна из них заметно прихрамывала.

– Братан, помоги! – раздалось за спиной. – Ногу придавило.

Завадский обернулся, увидел вытянутое над бортом автозака лицо Лехи Геденоса, и флегматично шмыгнув носом неспешно подошел к нему.

Леха протянул к нему руку, Завадский схватил ее, потянул на себя.

– Хорош.

Звуки сирен приближались с двух сторон. Завадский бросил Геденоса и побежал в лес.

В ту же секунду открылась пассажирская дверь «Тойоты», из машины вышел крепкий черноволосый мужчина. Стекло хрустело под дорогими ботинками, пока он медленно обходил лежавший на боку автозак. Остановившись у задних дверей, он посмотрел вслед убегающему Завадскому, который в отличие от двух других беглецов выбрал правильное направление – почти строго на северо-запад. В больших глазах мужчины бесновался огонь.

Завадский с шести лет знал, что нет укрытия надежней и опасней одновременно. Он много раз пересекал этот лес с разных сторон. Сейчас ему следовало уходить от Подлесной улицы, подковой огибавшей массив с юга на юго-восток. Он не знал, откуда в нем эта уверенность, да и мог ли об этом знать впервые вкусивший настоящей свободы? Подтверждение правильности избранного пути он обнаружил через пять минут – за деревьями показалась бетонная стена третьей градирни. Завадский остановился, чтобы перевести дух, но увидел вдруг, что никакой стены нет, а на него несется огненная волна, с хищным ревом поглощая лес – словно сошедшее солнце. Следом раздался треск такой оглушительный, будто нечто сломало Землю пополам, и Завадский на какое-то мгновение даже поверил в это, обнаружив, что летит – не кубарем над лесом и не падая в космическую пропасть, а воспарив, словно Юрий Лонго перед доверчивой публикой, и понял, что это содрогнувшаяся земля ушла у него из-под ног.

Ему сначала показалось, что он в воде и что он ребенок – такая легкость овладела им, что руки поднялись сами собой, будто хотели кого-то обнять, но он увидел, что это совсем недетские руки – широкие мужские ладони, истертые запястья под стальными браслетами. Он тоже поднимался – как и стул у зарешеченного окна и чугунный утюг. Старинная монета вращалась, стреляя серебристым лучом. Громоздкий черно-белый телевизор плыл вдоль стены. На скособоченном экране шеренгой шли диагональные полосы. Динамик с жутким треском вещал:

– Осенью года одна тысяча шестьсот девяносто второго молодой царь Петр ехал к озеру Переяславскому… Там, вдали от моря, строился флот...

Он опустил голову и увидел в бледном свете телеэкрана свои обнаженные ноги, парящие над дощатым полом.

Неожиданно все разом ухнуло вниз – громыхнуло, покатилось. Ступни заныли. Икры сковали судороги. Он упал на колени, ткнулся лбом в осколки кинескопа. Кто-то сокрушал дверь. Били пожарным топором – мелькало в расщелинах его красное клиновидное лезвие с киркой.

Вскочив в ужасе, он забегал по комнате.

Выхода нет. Выхода… нет.

– Очнись, профессура!

Завадский ощутил сильные, но освежающие пощечины.

– Но-но, – погрозил он тающим обрывкам сна и открыл глаза.

Перед ним плавало лошадинообразное лицо Лехи Геденоса.

– Слава, господи, – сообщило лицо, и стало отдаляться.

Завадский поднял руку, чтобы протереть глаза, но что-то больно ткнуло в бровь. Увидев на запястье стальной браслет, он резко сел и уперся взглядом в грубо обструганный пень. Рядом с ним в углу лежала отполированная ладья, а напротив оконца со слюдяной форточкой громоздится зеленый сундук в форме усеченной пирамиды с исчерна-грязной просечкой. Ничего не понимая, Завадский оглядел низкую комнатушку с бревенчатыми стенами без намека на дверь.