Великан рвал и метал. Он зигзагами направился к Гоббо и заплясал перед ним, как будто был отражением в подернутых рябью водах реки.

Моряк отошел и встал под другим фонарным столбом. Дабл с трудом последовал за ним.

— Хватит перебегать с места на место, трус... Ты знаешь, с кем имеешь дело?

— «Увы, туманится мой взор, я вас не узнаю».

— Попляшешь у меня, дай только поймаю.

— «Пощады! Боже упаси!» Я бы никогда не стал провоцировать человека, «чей подбородок волосом зарос погуще, чем хвост у Дублина, моей лошадки».

Дабл выбросил вперед кулак, и Гоббо отступил, как тореадор. Гигант почти упал на спину и еле поднялся, стараясь обрести равновесие, но ноги слушались его с трудом.

— Чего тебе надо, черт возьми? Дерись, если ты мужчина.

— Боитесь умереть? — спросил Гоббо.

— Это ты должен бояться смерти.

— Ошибаетесь, нужно бояться не смерти, а умирания.

— Чего тебе надо вообще, если не хочешь драться?

Гоббо указал вниз по улице, туда, где находился «Адмирал».

— Оставьте девушку в покое.

Гигант хлопнул себя ладонями по бедрам.

— Ты про официанточку? Ты поэтому ко мне пристал со своим цирком?

— На самом деле ее зовут Мабель, она плоть и кровь моего друга.

— Я ее себе на полдник приберегаю, если хочешь знать, — усмехнулся Дабл.

— На полдник, но сейчас только полночь, боюсь, вы слишком опережаете график, и вам придется отказаться от этого перекуса.

Дабл перестал хихикать.

— И как ты собираешься остановить меня?

Гоббо отступил назад к свету, все еще держась вне досягаемости гиганта.

— Если мне придется пожертвовать тобой, чтобы спасти честь этой девушки, я хочу, чтобы ты знал, что я именно так и поступлю и что защиты твоего хозяина тебе будет недостаточно.

Дабл больше не качался. Он пристально смотрел на моряка, не обращая внимания на его последние слова.

— Теперь я тебя узнаю. Говорят, ты был моряком.

— Ну раз говорят...

— Мы не в море, насколько я знаю.

— Нас всех, где бы мы ни находились, качает на волнах. Я в своей жизни и на китов поохотился, и на акул, которые поджидали меня на твердой земле.

— Я эту землю тебя жрать заставлю!

Дабл бросился вперед, пытаясь дотянуться до врага. Его увлек вес собственного тела, он рухнул на асфальт и оказался на четвереньках, тело не хотело ему подчиняться, как крупное животное, увязнувшее в тине. Гоббо достал лезвие из ножен на поясе, обошел Дабла, обхватил его и приставил нож к горлу.

— Смирно! Я умею и таким гарпуном пользоваться, — сказал он.

— Опусти тесак, забудем об этом недоразумении! — прошипел гигант, почти не разжимая губ.

— Кто сказал, что я хочу о чем-то забыть?

— Дай мне хотя бы встать.

— Хорошо, но не пытайся ничего предпринять, иначе я перережу тебе горло.

Гоббо перекинул ногу через Дабла и помог ему встать на ноги, а затем протащил еще немного в более темное место. Он подумал о Снейке, который скоро должен был выйти из «Адмирала».

— Что будем делать? — спросил Дабл.

— Ты выполнишь мою просьбу?

Дабл успокоился, он больше не чувствовал лезвия у себя на шее, как будто его растворил алкоголь.

— Я не совсем понимаю, почему ты так поступаешь ради этой девушки... разве что... — Гигант сделал паузу. На его лице расплылась улыбка. — ...Если только ты тоже не хочешь трахнуть ее.

Гоббо крепко зажмурился.

— Заткнись! — сказал он.

— Если дело только в этом, то мы можем поладить... Я буду с ней хорошо обращаться, чтобы ее можно было использовать снова.

Наступило короткое молчание. И этим молчанием для Дабла все закончилось: за ним последовал резкий и незаметный, как пустельга, проносящаяся над землей на полной скорости, жест, который спровоцировали эти слова, вырвавшиеся из уже перерезанного вонючего горла. Дабл не почувствовал боли. Рефлекторно он поднес руку к ране, отнял ее и посмотрел на ладонь, которая окрасилась чем-то темным, что он сначала принял за склизкую тень, отбрасываемую ночью. Его зрение затуманилось. Алкоголь здесь был ни при чем. Он попытался что-то сказать, но ничего вразумительного не выходило. Приближалась ночь, и она не была бездонной, даже не была пропастью, вопреки тому, во что всегда верил Дабл. Эта ночь была прочной стеной, к которой он мог прислониться, она была спокойной и приносила свободу. Он ушел, не сопротивляясь, не думая ни о том, что только что случилось, ни о том, можно ли было что-нибудь изменить. Только одно занимало его мысли: откуда именно придет смерть? Ибо он не боялся смерти, которая все еще была лишь простой вероятностью. Он наконец получил ответ на вопрос, который каждый человек задает себе в момент смерти, и унес этот ответ с собой.

Гоббо ослабил хватку и согнул ноги, чтобы положить гиганта на землю. Присев на корточки, невидимый в ночи, он оглядел обе стороны пустынной улицы и положил нож на мостовую. Затем подтащил тело за ноги к арке. Прежде чем уйти, он поднял нож и прошептал на ухо тому, что было Даблом, несколько слов, которые, как он полагал, облегчат душу мертвеца, как и его собственную. Затем Гоббо быстро скрылся в темноте. И вдруг понял, что ни один человек не может долго верить в собственную ложь.

Снейк спускался по ступенькам с удовольствием, которое приносят исполнение желания, идущего от животных инстинктов, и чистый момент удовлетворения. Он осмотрел пустой бар и удивился, не обнаружив там Дабла. Он спросил Роби, куда делся его спутник, и тот ответил, что видел, как Дабл ушел чуть раньше полуночи, пьяный и злой, потому что новая официантка отвергла его ухаживания. Девушка же вышла через черный ход. Роби не знал, что случилось дальше.