Шрифт:
— Что ты ему сказала? Он выглядит так, будто его холодной водой окатили?
— Правду.
— И какая же правда привела его в такое состояние?
— Что я не раздвину перед ним ноги.
— Ты же ему прямо так не сказала?
— А вы как думаете?
— Он не простой человек, ты же знаешь.
— Я тоже не простой человек...
— Ты можешь немного поволынить, время потянуть.
— Это не имеет значения, он никогда не получит того, чего хочет.
— Господи, ты никогда не думала, почему имеешь над мужчинами такую власть?
— Мы уже об этом говорили, и я у вас ничего не просила.
— Ты все же достаточно умна, чтобы понять, что не всем так повезло, как тебе.
Мабель повернула голову и посмотрела наверх.
— Так же повезло, как им?
— Все говорят, что к этому привыкаешь.
— Я не хочу к этому привыкать.
Роби взглянул на Дабла.
— Ты бы пошла и извинилась.
— Ни за что!
Роби взял стакан, который только что наполнил, и поставил его на поднос Мабель.
— Отнеси ему пиво и извинись, или я тебя уволю.
Дабл в ярости смотрел на Мабель. Она снова поискала среди посетителей отца. Не нашла, и ей показалось, что она как будто стоит под ледяным зимним дождем.
Гоббо спрашивал себя, где Мартин, почему он до сих пор не присоединился к нему в «Адмирале». Он не сводил глаз со стола гиганта, чтобы ничто не ускользнуло от внимания. Стул рядом с ним оставался пустым весь вечер.
Он видел, как Снейк поднимается по лестнице, сгорбившись, его голова, казалось, была ввинчена прямо между плечами.
Потом он увидел, как карлик идет по балкончику второго этажа, его профиль то исчезал, то появлялся в просвете перил.
Увидел, как Снейк развернулся и вошел в одну из комнат.
И пропал.
Увидел, что Дабл сидит на том же месте и злобно посматривает на Мабель.
Видел, как он в бешеном темпе пьет пиво, угадывал непристойные мысли, роящиеся в его ненормальном мозгу.
Увидел, как глаза гиганта постепенно сужаются, как он пьянеет и как пытается крепко ухватить стакан с пивом. Увидел, как исказилось его лицо после того, как девушка сказала то, чего он явно не хотел слышать, или, возможно, его лицо исказилось из-за ее красоты, чувственности, боли, порожденной этой красотой и чувственностью, ведь именно так люди на это и реагируют. Это же испытывал и Гоббо, Мабель тоже занимала его мысли, освещала его темные дни и ночи.
Видел, как Роби разговаривает с девушкой.
Увидел, как она вернулась и поставила на стол еще одно пиво.
Видел, как глаза гиганта наполнились яростью, а это значило, что он обязательно унизит эту девушку, задавит. Уничтожит.
Увидел, как вьется мелкий бес, и понял, что ад везде — на востоке, на западе, на юге. Что в этой девушке тоже ад — ад севера. Для Гоббо — звездочка, которую нужно спасти.
Видел, как уходили первые клиенты, как переворачивали стулья на столы, их ножки напоминали хрупкие лапки умерших насекомых, плавающих в стоячей воде.
Увидел, что вымытые стаканы уже стоят на полках за прилавком.
Видел, как рассеивается сигаретный дым, как входная дверь открывается, закрывается, открывается и снова закрывается, как покидают заведение завсегдатаи.
Дабл, шатаясь, поднялся на ноги, подошел к стойке, заговорил с девушкой, и его слова, казалось, тоже шатались, тяжелые, как простыни, набухшие под дождем.
Увидел страх в глазах девушки.
Увидел и решил больше не смотреть.
Гоббо поспешно выложил на стол несколько монет, встал и вышел, не закрыв за собой дверь.
Стоя в темноте на другой стороне улицы, в нескольких метрах от «Адмирала», Гоббо зажег сигарету. Вскоре появился Дабл. Он был один. Моряка он не заметил. С трудом дошел до середины улицы, развернулся, его руки болтались как веревки, затем откинул голову назад. Казалось, ему отрубили голову. Напрягся, прочистил горло и плюнул в сторону бара, но слюна попала лишь на тротуар.
Гоббо подошел к фонарному столбу и расположился в центре конуса света, как актер, выходящий на сцену. Взмахнув рукой, он бросил окурок в сторону гиганта, который ничего не заметил.
— Эй! — бросил Гоббо.
Гигант качнул головой, едва не потеряв равновесие. Гоббо помахал рукой.
— Ты еще кто? — спросил Дабл с недоуменным видом.
— Неважно.
— И чего тебе надо?
Гоббо глубоко вдохнул.
— «Клянусь я кровью Божьей, будет непростым сей путь» [4] , — сказал он нараспев.
Дабл повернулся в одну сторону, затем в другую, ища на улице кого-нибудь еще.
— Ты со мной разговариваешь?
— «Ее отец, хоть это говорю и я, он честный малый, пусть и очень беден, но, слава богу, он способен еще пожить...» и даже защищаться.
4
Здесь и далее Гоббо цитирует строки из пьесы У. Шекспира «Венецианский купец».