Имеются и медицинские подтверждения снижения умственной активности в подобных случаях. «В тюремной жизни скука порождает скуку… Чтобы оценить эту гипотезу, ежедневно измерялась активность мозга содержавшихся в условиях изоляции заключенных. Исследователи обнаружили, что после семи дней изоляции имеет место снижение активности мозга. Это снижение «коррелировало с безразличным, апатичным поведением … и со снижением поведения, направленного на поиск стимуляции. До семи дней снижение ЭЭГ обратимо, но при более длительной депривации этого может и не произойти» (Scott and Gendreau, там же)» 17 .

О последствиях же лишения человека полного контакта с миром мы можем только догадываться. Опыты, которые проводились на этот счет, и, слава богу, это были опыты, подтверждают описанное выше.

В психологии был сделан ряд попыток имитировать сенсорную депривацию. В Университете Мак-Гилла сотрудниками Д. Хебба в 1957 г. был организован и проведен следующий эксперимент.

«Группе студентов колледжа платили $20 в день за то, чтобы они ничего не делали. Им нужно было только лежать на удобной кровати с полупрозрачной повязкой на глазах, позволявшей видеть рассеянный свет, но не дававшей возможности четко различать объекты. Через наушники участники эксперимента постоянно слышали легкий шум. В комнате монотонно жужжал вентилятор. На руки испытуемых надевали хлопчатобумажные перчатки и картонные муфты, выступавшие за кончики пальцев и сводившие к минимуму тактильную стимуляцию. Уже через несколько часов пребывания в подобной изоляции затруднялось целенаправленное мышление, не удавалось ни на чем сосредоточить внимание, становилась повышенной внушаемость. Настроение колебалось от крайней раздраженности до легкого веселья. Испытуемые ощущали невероятную скуку, мечтая о любом стимуле, а получив его, чувствовали себя неспособными отреагировать, выполнить задание или не желали предпринимать для этого никаких усилий. Способность решать простые умственные задачи заметно снижалась, причем данное снижение имело место еще 12–24 часа после окончания изоляции. Хотя каждый час изоляции оплачивался, большинство студентов не смогли выдержать такие условия более 72 часов. У тех, кто оставался дольше, появлялись, как правило, яркие галлюцинации и бредовые идеи.

Еще одна экспериментальная ситуация, предполагающая высокую степень депривации, – «изоляционная ванна» Дж. Лилли. Испытуемых, снаряженных дыхательным аппаратом с непрозрачной маской, полностью погружали в резервуар с теплой, медленно протекающей водой, где они находились в свободном, «невесомом» состоянии, стараясь, согласно инструкции, двигаться как можно меньше. В этих условиях уже приблизительно после 1 часа у испытуемых появлялись внутреннее напряжение и интенсивный сенсорный голод. Через 2–3 часа возникали визуальные галлюцинаторные переживания, сохранявшиеся частично и после окончания эксперимента. Наблюдались выраженные нарушения познавательной деятельности, стрессовые реакции. Многие бросали эксперимент раньше намеченного срока.

Все эксперименты демонстрируют в целом сходные явления, подтверждая, что потребность в сенсорной стимуляции со стороны разнообразной окружающей среды – фундаментальная потребность организма. В отсутствие такой стимуляции нарушается умственная деятельность и возникают личностные расстройства». [18]

Таким образом «сенсорная депривация может вызвать у человека временный психоз или стать причиной временных психических нарушений. При длительной сенсорной депривации возможны органические изменения или возникновение условий для их возникновения. Недостаточная стимуляция мозга может привести, даже косвенно, к дегенеративным изменениям в нервных клетках. Можно предположить, что существует биологическая цепочка, ведущая от эмоциональной и сенсорной депривации через апатию к дегенеративным изменениям и смерти. В этом смысле ощущение сенсорного голода следует считать важнейшим состоянием для жизни человеческого организма, по сути таким же, как и ощущение пищевого голода. У сенсорного голода очень много общего с пищевым голодом, причем не только в биологическом, а и в психологическом и социальном плане» 19 .

Что же такое происходит в человеке, что лишение контакта с миром лишает его рассудка?

Мы не зря столь подробно обсуждали вышеизложенные темы, что из них следуют три очевидных обстоятельства.

Первое из них состоит в том, что у представителя рода Гомо сапиенс есть такие особенности или качества, наличие которых позволяет говорить о нем, как о человеке – существе, качественно отличающимся от животных, а их отсутствие, напротив – о его человеческой ущербности.

Второе: эти человеческие качества приобретаются индивидом исключительно при условии его нахождения в первые годы жизни в человеческом обществе.

Третье: эти человеческие качества не являются раз и навсегда приобретенными, но могут быть искажены и даже утрачены при изоляции от людей и тем более при полной утрате контакта с окружающим миром.

Так как свойств без предметов не бывает, а человек в целом данным критериям не отвечает, хотя бы потому, что его тело появляется известным читателю способом, вещественную основу предлагаемым особенностям следует искать в составляющих человеческого тела, к чему мы и обратимся. Однако прежде поговорим о свойствах.

Мы не зря столь осторожно подходим к определению особенностей, отличающих человека, что всякое на первый взгляд убедительное утверждение в этой области по зрелом размышлении найдет если не опровержение, то уточнение, размывающее четкие границы определения прежнего. Тем не менее, в плеяде качеств, лежащих в основании наших поступков и которыми мы отличаемся от животных, – сознание, разум, способность чувствовать и испытывать эмоции – не столько первое место, сколько сводным феноменом следует признать сознание [20] , ибо оно вбирает в себя способность и мыслить, и чувствовать, и ощущать. По крайней мере, именно на уровне сознания, именно сознанием мы направляем, контролируем, наблюдаем остальные свои особенности. Но даже в этом случае следует говорить о зыбкости этого понятия, о возможной принадлежности к феномену «человек» и бессознательного и подсознательного, которые являются, по мнению одних, непременным атрибутом человека, а, по мнению других, фиктивны. Но все – таки, исходя из того, что мы вершим историю и строим личную жизнь «в полной памяти и ясном рассудке», хотя порой это глубоко сомнительно, за наше основное отличие примем сознание или человеческое «я» отнеся к нему и самою функцию сознания – отражения действительности, и способность чувствовать и мыслить. Четко понимая при этом, что сознание – это нечто вроде вершины айсберга – нашего «я», основная масса которого скрыта в бездне вод.

Полагая, что эта книга не строгий научный трактат, призванный расставить все точки над «и» в понимании нашей сути, будем также в качестве обозначения нашего феномена приводить и столь прекрасное слово, как «душа». Потому что именно в нем, более, чем в каком – либо ином, коротко и возвышенно выражена наша чуткая, одновременно и стальная и хрупкая суть.

Безусловно, наше человеческое «я» неразрывно связано с обществом, в котором появляется и воспитывается индивид. Такая связь давно замечена, но всякий понимал ее по-своему. В наиболее известном виде она отражена в знаменитом изречении К.Маркса: «Человек есть совокупность общественных отношений». Для сторонников этого мыслителя она содержит скорее исторический и экономический привкус, однако при отсутствии комментария четкие ее слова означают, что человек есть концентрация общества, суммарное отражение этого общества или его квинтэссенция.