Он чувствовал ложь, но никак не мог ухватить нужную мысль за хвост. За какую идею ни возьмись, все труха. Так, не сведя ни одной ниточки воедино, он предложил:

— Знаешь, а давай прокатимся до дома Порошина, заодно поболтаем с кикиморой, мало ли.

Дом их встретил разгромом и одичавшей обитательницей. Та выла, носилась по стенам и грызла мебель. Но стоило поповичу поймать ее за шкирку, как притихла, обвисла вся. Поначалу не желала отвечать на вопросы, свистела, шипела, но стоило Павлу произнести несколько крепких ругательств, как облизнулась и, довольно щурясь, сообщила, что действительно плюнула в тарелку Василисы.

— Хозяин велел так сделать. Сам приказал, сказал, что хочет отвадить невесту. И ужин в печи сжечь велел, а одежду я сама испохабила, решила: так быстрей уйдет. И ведь ушла, ушла зараза. И хозяин ушел, но он обещал, что вернется. Другим вернется, сильным. Меня заберет в столицу. Меня раньше никто в столицу не обещал забрать, а хозяин пообещал.

— Я успокою ее, а ты иди, осмотрись, может, что интересного найдешь, — предложил Павел, но, поймав обеспокоенный взгляд Огана, все же пояснил: — С таким диким духом дом вряд ли кто снимет, а она от голода скоро потеряет те остатки оболочки, что имеет, и превратится в лихо. Не приведи боги, подцепится к кому. У нас есть право развеивать таких. Грязная работа и не совсем приятная. Но если ты любитель, смотри.

— А ведьма? Что ты сделал с ней?

— Снял печати. Не смотри так на меня. Она подвела царскую дочь под Навь. Запомни: не бывает добронравных ведьм, все они порождения тьмы. Только печати их и держат, а некоторые и с ними умудряются козни творить.

Из комнаты Оган все же вышел. Разговор оставил гадкое чувство. Которое лишь усилилось от верещания кикиморы. Правда вскоре все стихло. Он вошел в хозяйскую комнату, затаив дыхание, и выдохнул облегченно, не найдя в ней женских вещей. Казалось бы, все понятно, все свободные люди, но собственная радость была чересчур показательна. В комнате не нашлось ничего примечательного, разве что в камине оказалось слишком много пепла. Оган провел над ним рукой и прочитал заклинание восстановления. Огненная магия и тут подвела. Словно на пущенной вспять кинопленке из золы стали собираться листы, плотнеть и наливаться чернильной вязью. Едва чародейство подошло к концу, как он нетерпеливо впился в них глазами.

— Что нашел?

— Держи, — Оган протянул бумаги поповичу. С души словно камень свалился. Не его родовая магия толкнула лекаря на погибель. — Думаю это многое объясняет.

— Не может быть, что такие улики просто так валялись.

— Они и не валялись. Я их из пепла восстановил.

— Но это значит...

— Это значит, что Велимир вступил в культ Мертвого бога и несколько лет готовился стать упиром. Ну и так, по мелочи, оказывается упиры исповедуют Кощеву ересь и стремятся к бессмертию.

Павел оперся плечом о косяк. Прямо день удивительных открытий. Вот так придешь на работу пораньше и узнаешь массу интересного. Надо же, полулегальный культ Мертвого бога связан с упирами и соответственно с царем Василием. Ну, тогда понятно, как Велимиру удалось провернуть все это. Культ – это всегда организация с жесткой иерархией, во главе которой должен кто-то стоять. Кто-то настолько влиятельный, что способен вкладывать в голову царя подобные идеи. Например, щупленький секретарь Ивар или уже почти развалившийся от старости казначей. Кому-то из них крайне выгодно создавать еще одного упира, а заодно избавиться от потенциальной претендентки на власть. Интересно, они всех Премудрых извести хотят, или только та их заинтересовала, на которую отозвалась родовая куколка?

«Да, Горыныч, по-хорошему с такой «родней» тебя в союзниках держать надо. Да вот отец не даст, уж больно ему Алатырское княжество любо. Что же делать?»

— И что теперь делать? — Огану от прочитанного было не по себе.

— Хороший вопрос. Прям извечный, я бы сказал… — Павел свернул бумаги в трубочку и постучал ими о ладонь. Хотел бы он знать ответ на него. — Теоретически культ кощея не запрещён. Да и упиры, сам понимаешь… А по факту невеста твоя убийство не совершала. Но кто-то очень сильный в верхах хочет, чтоб она не вышла из Нави. Я так понимаю, тебе нужна очистительная грамота?

— И право зажечь костер.

— Да, резонно. На богов надейся, а сам… Хорошо. Будет тебе такое право. Я с заставой свяжусь, документы на боярыню подготовлю. Попробую дело возбудить, гляну, кто возбудится в ответ. Короче, встретимся завтра возле портальной избушки.

— Ты тоже идешь?

— Да, очень хочется поговорить с этим самым Велимиром.

На том и разошлись. Оган решил не испытывать на прочность охранные чары дома, принадлежащего Смогичам, и снял номер в чистой гостинице, где не очень-то интересовались документами. Когда во сне появилась Василиса, такая родная, такая обеспокоенная, он не стал тратить время на разговоры. Когда ты не знаешь, наступит ли «завтра», когда не уверен, что оно тебе принесет, лучше всего попробовать на вкус «сегодня». Проглотить его целиком, облизать пальцы и позволить себе быть счастливым, быть с любимой женщиной, просто быть. Живым.

На пике удовольствия он проснулся, поймал то искрометное ощущение, когда тело рассыпается на миллиард частиц и потом, вопреки всем законам физики, собирается вновь. Улыбнулся ночному октябрьскому небу и взъерошил отросшие волосы.

«Не сожрут, подавятся», — твердая, как путеводный камень, мысль окончательно пробудила. Мысли, еще вчера занятые совсем другим, потекли в ином ключе. Оган достал наливное яблочко, напитал его своей магией, кинул на серебряное блюдечко и произнес: