Многие библейские истины имеют такое же свойство. Не переставая быть истинными, они в то же время бросают вызов человеческой логике. Будучи христианами, мы, например, говорим, что Иисус был полностью (на сто процентов) Человеком и полностью (то есть на те же сто процентов) Богом. Однако в сумме мы имеем двести процентов, что логически невозможно. Существование Богочеловека Иисуса логически невозможно, и тем не менее Он существовал. Подлинно библейское богословие в равной мере признает оба полюса библейского учения. Ересь начинается тогда, когда человеческую природу Иисуса утверждают в ущерб Божественной и наоборот. Ересь, по сути дела, стремится подчинить Священное Писание логике и готова злоупотребить первым, дабы оправдать последнюю.

Другим примером напряженного соотношения между двумя полюсами является соотношение веры и дел. Необходимо иметь и первое, и второе, поскольку и то, и другое в равной мере имеет библейское обоснование, однако на практике довольно трудно в одно и то же время проводить в жизнь обе установки. Если мы зовем к вере, люди склонны забывать о делах, если же мы призываем творить добрые дела, люди нередко забывают о вере. Человеку как существу конечному очень трудно, но крайне необходимо удерживать в поле зрения оба полюса, сохраняя здоровое равновесие между ними. В этом смысле новозаветная эсхатология не является исключением. В ней выражается напряженное соотношение между веком нынешним и веком грядущим, между «теперь» и «еще нет».

Несмотря на то что характер взаимосвязи между нынешним веком и веком грядущим уловить довольно трудно, уже теперь нам совершенно ясно, по крайней мере, одно. Не кто иной, как сам Иисус преобразил эсхатологию ветхозаветных пророков и иудейских апокалиптиков. Иисус Христос — душа, сердце и средоточие новозаветного представления о конце. Именно встреча с Иисусом заставила Павла пересмотреть свои взгляды на природу существования двух веков. Верно осмысляя Новый Завет, мы приходим к выводу, что средоточие новозаветной эсхатологии — Иисус Христос. В Его земном служении пришло царство (см. Мф. 12:28), в Его смерти и воскресении совершился эсхатологический суд (см. Ин. 12:31; Рим. 8:3); благодаря небесному служению Христа Его последователи имеют благодатную возможность уже сейчас вкусить вечной жизни (см. Еф. 2:6), а во время Его Второго пришествия воистину наступит конец мира (см. 1 Кор. 15:20–28). Именно благодаря Христу Бог исполняет все эсхатологические обетования, данные Израилю. «Ибо все обетования Божий в Нем "да" и в Нем "аминь", — в славу Божию, чрез нас» (2 Кор. 1:20).

Божьи обетования исполняются для тех, кто выполнил Его условия, однако из Второго послания к Коринфянам (см. 2 Кор. 1:20) мы узнаем, что все условия, исполнение которых было необходимо для свершения Божьих обетовании, были соблюдены жизнью и делами Христа. Иисус предстает как подлинный израильтянин, всецело послушный условиям завета, который Бог заключил с Израилем, и потому снискавший все благословения и обетования этого завета. Все в Новом Завете рассматривается через Христа, ибо, в конечном счете, только Он имеет значение.

Но если конец мира приходит во Христе и если все обетования Божьи достижимы через Него, то в таком случае необходимо переосмыслить понятие Израиля. Всякий, кто во Христе, в той же мере «семя Авраамово», в какой он мог бы быть таковым по крови (см. Гал. 3:29). Израиль во Христе (как иудеи, так и язычники) - «род избранный, царственное священство, народ святый» (1 Петр. 2:9), каковым был и Израиль Ветхого Завета (см. Исх. 19:5, 6). То, чего не смог сделать ветхозаветный Израиль (стать благословением всему миру) (см. Быт. 12:3; Ис. 49:3–6), Израиль Нового Завета исполнит благодаря своей связи со Христом (см. Лк. 2:32 и Деян. 13:46, 47).

В Новом Завете не только идея «Израиля» обретает переосмысление, но по–новому звучат и ветхозаветные обетования о земле. Как правило, ветхозаветные пророчества об эсхатологической войне говорили, что она разразится в буквальном городе Иерусалиме и вокруг него (см. Иоил. 2:32; 3:2, 12–21; Зах. 12:1–9). Во время последнего сражения язычники будут находиться вне города, а народ Божий внутри него. Однако из 4–й главы Деяний Апостолов (см. Деян. 4:24–28) мы узнаем, что сражение мыслится не в буквальном географическом контексте, а в соотношении со Христом. Процитировав 2–й псалом, в котором говорится о том, что язычники замыслили поднять мятеж против царя Израиля, уверовавшие говорят: «Ибо поистине собрались в городе сем на Святого Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилате язычниками и народом Израильским» (Деян. 4:27).

Итак, мы видим, что здесь «Израиль» переосмысляется. «Ибо не все те Израильтяне, которые от Израиля», — читаем мы в Послании к Римлянам (Рим. 9:6). Есть Израиль, который объединяется с язычниками против израильского царя. Таким образом, помимо переосмысления самой идеи Израиля мятежный замысел дает основание переосмыслить и идею «святого города». Отныне, говоря об Израиле в подлинном смысле этого слова, уже не приходится учитывать географический и этнический аспекты. Если Израиль не мыслится без Христа, то он не может сводиться к какому–либо народу или социальному слою (см. Гал. 3:28, 29). Если он немыслим без Иисуса, то подлинный Израиль не где–то на Среднем Востоке, а в небесах со Христом (см. Гал. 4:26). Если же Иерусалим в небесах, тогда любой уголок земли одинаково открыт для Христа. Чикаго столь же близок к обетованной земле, как и Саудовская Аравия.

Новозаветное переосмысление идеи Израиля оказывает сильное влияние на восприятие библейской эсхатологии. Многое в эсхатологическом языке Писаний сосредоточено на Иерусалиме и Израиле. Однако в Новом Завете под Израилем понимается всякий, кто связан со Христом, независимо от того, где он находится. Ветхозаветные пророки осмысляли конец мира в контексте Израиля и Среднего Востока; новозаветные писатели использовали язык тех же самых пророчеств, однако в духовном смысле, вбиравшем в себя весь мир. Этнические и географические аспекты утратили свое значение.